Читать книгу "БИЧ-Рыба - Сергей Кузнечихин"

Между прочим, крапива очень помогает при геморрое, только откуда ему взяться в юные годы, да и лечили меня от другой болезни. Но народная медицина весьма пользительна.

И все равно – соседские яблочки меня не трогали. Я их тоже. Однако пользы от моей честности не было. Кто бы ни залез – виноватым считали меня. По железобетонной логике Александры Васильевны получалось: чем проще взять, тем сильнее хочется. О том, что бывает и наоборот, она, к сожалению, не догадывалась. Это уже вне школьной программы.

Кому-то яблочки, а кому-то шишки.

А шишки быстрее приедаются. Особенно напрасные. Извилины начинаешь напрягать. Помните, как Ньютону яблоко на темечко упало, и он сразу же эврику изобрел? Я в ту пору об эврике не знал, но когда из-за яблочек соседских кое-что прилетело, изобретательность быстренько проснулась.

Спрашиваете, что я сделал?

Воспользовался подсказкой.

Вышел под утро в наш общий огород и обобрал соседские яблоки. Но не сразу. Сначала я потоптался по своим грядкам, морковку подергал, три георгина сломал, а потом уже снял урожай с чужих яблонь. Бережно и тщательно. Неплохой урожай. И вместе с нашей морковкой отнес к поросенку в хлев. Сам принципиально не тронул, хотя тайнички у меня имелись, и очень надежные. Но не тот случай. Устроил хрюшке праздник и снова вернулся в огород, подошел к забору, раздвинул монтировкой пару штакетин, бросил яблоко возле лаза, а второе выкинул на тротуар. Оно, правда, в канаву скатилось, пришлось вылезать и подыскивать место, чтобы и видно было, и никто случайно ногой не поддел.

Единственное, что упустил, – забыл стереть отпечатки пальцев, но Александра Васильевна о них тоже не вспомнила.

А утром возле дыры в заборе встретилась она с моей маманей, поохали они, повздыхали, поругали поселковую шантрапу да и разошлись с миром.

Все обвинения с меня были сняты.

Для полной победы справедливости не мешало бы заставить Александру Васильевну извиниться передо мной, но сам я не догадался, маленький был еще, а подсказать эту наглую идею было некому.

Коза и капуста

Я уже рассказывал, как дед о чистоте молодежи пекся и батяня мой следом за ним вздумал нас оберегать. Все надеялся от дурной наследственности избавить. И получалось по его словам, что городских детей в магазинах покупают, а поселковых и деревенских – в капусте находят. Вроде складно. У Ваньки Голованова ни отца, ни огорода не было, потому, наверное, и поговаривали, что его в крапиве нашли. Только странное дело, Ваньку на улице Крапивником называли, а нас Капустниками никто не звал. Я возьми да и поинтересуйся у батьки – почему? Он глаза выпучил, затылок почесал, но так ничего и не придумал, а чтобы я лишнего не спрашивал, сунул мне в руки корзинку и отправил в лес крапиву щипать.

Крапивой кормили поросенка Борьку. В те годы многие держали свиней. Нам, пацанам, чуть ли не каждый день приходилось брать эту нежную травку. И ватагами ходили, и поодиночке – у кого какой характер. Но, кстати, о детишках – ни одного ребеночка в крапиве не нашли, а в какие только чащобы не забирались!

У меня до сих пор, только сала поем, сразу руки начинают чесаться, как от ожогов.

Борьки были каждый сезон новые, а коза Майка жила долго. Сначала мы держали корову. Февралькой звали. Но с сенокосом было тяжело. Косили по-партизански, на лесных полянах, подальше от глаз – земля-то вокруг колхозная. Частенько случалось, что засекут косарей, но не штрафуют, даже выговора не сделают, а потом, когда сухое сено уже в копешки сметано, – приезжают и увозят. И никому не пожалуешься. Устал батя от таких приключений, корову продали и завели козу – на нее все-таки легче наворовать.

И вот как-то в конце каникул подзывает меня батя и говорит: «Слушай, Ленчик, коза у нас разболелась, отведи-ка ты ее в деревню к дяде Грише, а он там с ветеринаром договорится».

Сам батя отвести не мог, с радикулитом маялся, а мне все равно делать нечего, и, главное, идти надо было в Новоселье, в деревню, где самые лучшие яблоки. Три километра – дорога не длинная, но одному топать все-таки скучновато, и я заманил с собой Крапивника, вдвоем и за яблоками лазить сподручнее.

За лечение Майки батя велел передать двадцать пять рублей: старыми, разумеется, но это все равно больше, чем теперешние два пятьдесят. Идем мы с Ванькой и мечтаем: вот найти бы нам такую бумажку, сразу бы купили по пистолету-пугачу, гору пистонов, а на остальные обязательно – халвы.

Мечтаем, фантазируем, и вдруг Майка наша как сиганет в сторону, да как припустится, да не куда-нибудь, а прямиком на конюшню Феди-бобыля. Вроде и больная, а носится как сумасшедшая, хорошо еще не в лес чесанула, попробуй там излови. Подбегаем к конюшне, а из ворот навстречу нам – Федя. Я же говорил, что он со своими лошадьми не расставался. Встал поперек пути, посмеивается: куда, мол, пострелята, намылились? А мы: как куда? Коза убежала. Нам не до смеха. А он знай похохатывает. Ничего, мол, страшного, успокоится, потом сама выйдет. Ну, если дядя Федя говорит, значит, так оно и есть, он любую животину, как себя, понимает. Я присел у тополя, жую травиночку, жду. А Ваньке будто муравей под рубаху заполз – ерзает, не сидится ему. Шепнул, чтобы я без него не уходил, а сам побежал за конюшню. Зачем – не сказал. А возвратился с такой ехидной мордочкой. И снова на месте усидеть не может. К Феде-бобылю пристает – не пора ли на Майку посмотреть, может, успокоилась уже? Конюх сердится, пугает, что бельма на глазах вырастут, и от ворот не отходит.

Смотрю на них, чую, что оба хитрят, а спросить не решаюсь, боюсь, что Крапивник потом засмеет.

Однако дядя Федя не обманул. Майка вышла и спокойная, и послушная. И мне как-то спокойнее стало. Один Ванька дергается. Торопит меня. Только смотрю, что Майку он не в сторону деревни погоняет, а к магазину. Я снова ничего понять не могу. Тогда он возьми да и спроси: знаю ли я, чем коза заболела. А мне откуда знать. Заболела чем-нибудь, если к ветеринару отправили и двадцать пять рублей дали. А он: «Да не надо ей уже никакого ветеринара, ее Гоша вылечил».

А Гошей звали здоровущего черного козла, которого Федя-бобыль держал на конюшне, чтобы тот своим духом ласок и хорьков отпугивал. Они ведь не только мышей ловят и кур таскают, они лошадь до смерти могут защекотать. Смелые, ничего не боятся, кроме козлиного запаха. Говорили, что Гоша этот раньше в цирке работал. Но однажды не в духе был и наподдал под зад жене начальника милиции. Та его по брюху погладить хотела. А ему не понравилось. Начальнику милиции тоже не понравилось, что его законную супругу какой-то цирковой козел боднул. Казус-то при свидетелях получился. И пришлось Гошу увольнять, потому что милиционер грозился дело на дрессировщика завести. Тут Федя-бобыль и подвернулся, купил его за бутылку «сучка». На конюшне Гоша подобрел и никого не трогал, но кое-что от цирковой жизни в нем осталось. Сунет ему «беломорину» кто-нибудь из мужиков. А он – чмок, чмок – как заправский курильщик, дым кольцами пускает. Если водкой угощали, еще смешнее исполнял – лизнет из чашки и сразу же: ме-е-е – закусить просит.