Читать книгу "В поисках защитника - Харриет Уилсон"

Она неожиданно поперхнулась, чувствуя, что ее начинают душить слезы.

– Вы не можете знать наверняка, повреждены ли у нее почки, ведь так? Вы не можете быть в этом уверены…

– Не могу, – медленно произнес он. – Ладно, успокойтесь. Я отвезу вас на своем джипе. Он стоит у меня за домом.

– Я лучше пойду пешком.

– Так вы хотите дать этой птице шанс выжить или нет? Если хотите, то перестаньте спорить.

– Да, – хрипло ответила она, добавив с усилием: – Спасибо.

Когда мистер Голайтли отвернулся, чтобы запереть дом, Лиз показалось, чтоб его глазах промелькнуло что-то похожее на интерес.

Они ехали на большой скорости по узким улочкам, и Лиз пришлось признаться, что машину он водит очень хорошо. Длинные пальцы цепко держали руль, и хотя он не лихачил, несомненно, был опытным водителем.

Тем не менее Лиз не чувствовала себя спокойно. Она пыталась уверить себя, что причиной ее нервозности была постепенно затихающая у нее на руках птица, хотя знала, что дело не только в этом. Главное – она оказалась в замкнутом пространстве с человеком, вызывавшим у нее беспокойство. Он слишком сильно действует на нее как мужчина.

«Перестань чувствовать себя девчонкой и соберись, – увещевала она себя с издевкой. – Тебе не раз приходилось быть наедине с многими мужчинами, и гораздо более длительное время, чем сейчас. К тому же… не далее как несколько дней назад ты заклеймила его как убийцу своей жены и потенциального наркоторговца! Так что глупо так нервничать».

Когда они прибыли на место, Голайтли-Смит ловко втиснул свой джип на стоянку и посмотрел на Лиз:

– Как наш пациент?

– Не очень хорошо.

Он мог бы сказать: «Я же говорил вам», – но он приказал:

– Дайте его мне. – И она молча передала ему сверток.

Его губы дрогнули в улыбке.

– Вы испортили еще одну из своих вещей.

– Это не имеет значения.

Лиз смотрела, как он вошел в здание. Наверное, ей следовало бы пойти вместе с ним, но она вдруг почувствовала себя опустошенной.

Он не предложил ей пойти с ним. Возможно, это был его способ защитить ее. Совершенно неожиданно он проявил к ней доброту. Но в этом не было необходимости.

– Я уже большая девочка, – сказала она вслух. – Я справлюсь.

Откинувшись на спинку сиденья, она закрыла глаза, позволив себе думать о чем угодно, но не о том, что произошло. Раковины она больше искать не будет. Она попросит его отвезти ее в гостиницу. Через час она сможет быть уже очень далеко отсюда.

Прошло довольно много времени, прежде чем он вернулся. Лиз медленно открыла глаза, наблюдая, как он садится в машину.

– Ну что?

– Они не теряют надежды. – Голайтли завел мотор. – Они высказались в духе осторожного оптимизма.

– Это вы так считаете?

– Это они так считают. А они эксперты. Но они опасаются, что этот баклан может оказаться не единственным. Я сказал им, что проверю весь пляж. Хотите помочь?

– Да… по крайней мере… нет. Я не знаю… – Лиз вдруг задрожала.

Одна птица. Один баклан.

«Я слишком близко приняла это к сердцу. Это всего лишь птица. Что она значит в масштабе того, что происходит в мире?»

И внезапно слезы, которые она так долго сдерживала, ручьем полились из глаз, и она упала на сиденье, захлебываясь от рыданий.

Будто предчувствуя именно такую реакцию, он неожиданно свернул с дороги и остановился в каком-то лесочке.

Рыдания душили Лиз, слезы застилали глаза, но тут сильные руки обняли ее, жесткое плечо уперлось ей в щеку, а чистый мужской запах ее поразил.

Она хотела вырваться, но он ее не отпускал, а лишь отвел влажные спутанные волосы с ее лица.

– Тихо, тихо. Все будет хорошо.

Она послушалась, ее тело обмякло в его объятиях, и напряжение последних дней наконец-то нашло выход. Она больше не сдерживала слез. Это был катарсис, ритуальное очищение. Так она избавлялась от страха и горя.

Она слышала, какие издает звуки, – это были стоны раненого животного. Она чувствовала, как от рыданий напрягаются мышцы, но какое это имело значение? Все было правильно. Наверное, именно это ей и было нужно. А он все это время крепко ее обнимал. Под своим сжатым кулаком она ощущала биение его сердца.

Наконец буря стала стихать. Страшные болезненные рыдания перешли в тихий, почти безмолвный плач, а когда у нее больше не осталось сил плакать, она осталась сидеть, уткнувшись в грубую шерсть его свитера, – опустошенная и обессиленная.

Потом она медленно выпрямилась и стала искать в кармане платок. И только тогда она опомнилась.

А он, нахмурившись, отпустил ее и откинулся на спинку сиденья.

«О Господи! – подумала она. – Какой стыд! Почему ему непременно надо было стать свидетелем моей истерики?»

– Мне очень жаль, что так случилось. – Лиз высморкалась и промокнула слезы. – Но я… я была так рада за баклана. Вы, наверное, считаете меня полной дурой, да?

– Я думаю, вы лжете, – твердо заявил он.

Лиз окаменела:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Уверен, что понимаете. Одна больная птица не виновата – и вы это прекрасно знаете. Лучше расскажите мне все. – Он протянул ей белоснежный носовой платок. – Можете вытереть этим лицо.

Лиз судорожно сглотнула.

– Послушайте. У меня была истерика, но вам незачем обо мне беспокоиться…

– Конечно, нет. – ласково отозвался он. – Я только что имел удовольствие наблюдать, как рвется на куски ваше сердце, а теперь, будучи ужасно неприятным и бесчувственным животным, я должен просто об этом забыть и отпустить вас на все четыре стороны. – Он покачал головой: – Не выйдет, леди! – Он немного помолчал, словно взвешивай свои слова. – Я понял, что у вас горе, еще в первый день, когда увидел вас на берегу. Похоже, вы пытались от чего-то убежать – а теперь это что-то вас настигло. Я прав?

Лиз вытерла лицо.

– Как вы узнали?

– Вы не принадлежите к какому-либо эксклюзивному клубу. Я сам член такого клуба.

Ей удалось улыбнуться дрожащими губами.

– Я слышала об этом.

– Разумеется. – Он снова помолчал. – Глупо было надеяться, что я долго смогу это скрывать, какие бы предосторожности ни предпринимал. – Он задумчиво потер свою бороду.

– Фамилия Смит не слишком убедительное прикрытие, – нерешительно заявила Лиз. – Если вам не нравится ваша настоящая фамилия, вы могли бы поменять ее на другую.

– Дело не в фамилии. Дело в воспоминаниях, связанных с ней.