Читать книгу "Затерянные в Полынье - Александр Трапезников"

– Да нет же никакой Девушки-Ночи, – почти в раздражении отозвался доктор. – И вы туда же!

– Нет – так будет, – миролюбиво отозвался я. – Чего это вы так взволновались? Родственница она вам, что ли?

– Ну вы уж совсем… По третьей?

– А то! Ну, хорошо. А скажите, мой дед сильно мешал вашей практике? Ведь вы, кажется, платный доктор?

– Мешал, – думая о чем-то другом, проговорился Мендлев, разливая спирт.

– И поэтому вы его убили?

Густав Иванович открыл рот, уставившись на меня, потом закрыл. Затем снова открыл и опять закрыл. Как выброшенная на берег рыба. Я вновь чокнулся с его мензуркой и выпил. Он тоже. Только после этого ответил:

– Ну, знаете ли… это уж вообще ни в какие ворота… Шуточки у вас, Вадим Евгеньевич…

– Да какие уж шутки. Шекспировские трагедии.

Ситуацию разрядила заглянувшая в кабинет медсестра Жанна, этакая рыжая ведьмочка, с ходу стрельнув в меня зелеными, жадными глазами.

– К вам пациент, Густав Иванович. Дрынов. Здрассьте! – последнее относилось ко мне.

– И вам – мерси! – широко улыбнулся я, послав ей на всякий случай воздушный поцелуй. Это спирт начинал действовать.

– Проси, – доктор забарабанил по столу пальцами, с намеком взглянул на меня. Я поднялся, чувствуя себя лишним.

– Нет, нет, не уходите пока, я вас познакомлю. Это наш газетно-журнальный король, через него проходит вся пресса. Потомственный спирит, между прочим… Личность исключительная в своем роде.

Вошедший мужчина, король-киоскер, имел благородную внешность, был высок, бледен, с серебром в шевелюре. Он долго тряс мне руку, заглядывал в глаза, а потом поинтересовался: как я отношусь к спиритическим сеансам и каббале?

– Да никак, мне фиолетово, – ответил я. – Еще не приходилось сталкиваться лоб в лоб. А что?

На что местный оккультист тотчас же предложил:

– А не хотели бы присоединиться?

– Я всего хочу. Только сразу.

– Тогда завтра, в десять вечера, я жду вас у себя. Мы собираемся по вторникам. Густав Иванович, надеюсь, не откажется сопроводить вас.

– Я зайду за вами, – пообещал мне на прощанье доктор Мендлев.

А я, выйдя на улицу и немного поразмыслив, направил свои стопы к местной кузнице. Мне очень хотелось побеседовать с лучшим другом, как уверяла тетушка Краб, моего покойного деда.

Глава 5. Борьба стихий

По дороге к кузнице, которая находилась на окраине поселка, мне встретилась Аленушка – фиалка этих не слишком веселых мест.

– Пойдем со мной! – предложил я ей. – Может быть, дядя Потап тебе подковку подарит. На счастье.

– А у меня уже есть одна. Он мне ее выко… вырял, – ответила малышка.

Вскоре мы подошли к жерлу местного вулкана, откуда доносился грохот железа и удары молота. Двери кузницы – деревянного амбара – были распахнуты настежь, а внутри, где в печи бушевал огонь, выбрасывая языки пламени, Гефест Полыньи со своим помощником ковали какое-то непонятное для меня, городского жителя, изделие. Потап Ермольник был широк в плечах, жилист, коренаст и, кажется, как и его олимпийский покровитель, тоже прихрамывал. Встретил он меня угрюмо, не выразив никакого восторга по поводу моих родственных связей с его усопшим другом.

– Иди, Степа, погуляй пока, – сказал Ермольник своему подмастерью, и тот, усадив на плечо хохочущую девчушку, вышел из кузницы.

Некоторое время мы молча присматривались друг к другу. Я чувствовал, что вызываю у этого богатыря неприязнь. Но почему? Ничего не понятно. Или у него характер такой? Наконец, кузнец довольно-таки грубо произнес:

– Ну, чего пришел? Шляются тут…

– Хочу поговорить, – миролюбиво отозвался я.

Но разговаривать он явно не желал. Пришлось брать быка за рога.

– Меня интересует смерть моего деда, – сказал я, выждав театральную паузу. Это я умею делать. Тут главное – не перетянуть. Ермольник, продолжая орудовать молотом, не оборачиваясь ко мне, бросил:

– Опомнилась попа, когда ночь прошла. Где ж ты раньше был, парень? Когда он тебя ждал тут. Говорил: вот скоро приедет, скоро уже… Дождался. Прибыл. На каникулы. Уж лучше бы и не приезжал вовсе.

– Я не мог вырваться, – соврал я. – Съемки в кино, спектакли. Я ведь существо подневольное.

– Кино-о, шпектали-и, – язвительно протянул он. – Артист, что ли? Артист, сразу видно. Все вы артисты.

– Да что я вам плохого сделал? – возмутился я. – Где я вам дорогу перешел?

– У нас дорожки-пути разные. Я прямо иду, а вы все криво.

– Да что вы все обобщаете? Всех под одну гребенку чешете?

– Право имею, – с вызовом ответил Ермольник. – Насмотрелся в жизни.

Но тут он вдруг неожиданно смягчился. Отставил молот, зачерпнул кружкой воды из бака и протянул мне.

– На вот, испей. В кузне вода особую чистоту и сладость имеет. Живой становится. Потому как грохот железа из нее все бациллы выгоняет.

Я попробовал, ничего, вкусно (а было действительно жарко), так и осушил до дна. Мастеру, видно, это понравилось.

– А некоторые брезгуют, считают – грязная, – проговорил он. – Я вот тут у себя проверяю, кто как воду пьет. С ужимками, из вежливости или от души. Сразу человека видно. А ты не поморщился. Молоток, хвалю.

– Теперь будете со мной говорить нормально? – спросил я, улучив момент.

– Ладно, валяй, – смилостивился он. – Чего надо-то?

– Почему вы установили столь странное надгробие на могиле деда? Скрещенные мечи, руки из земли… Что это все значит?

Он помолчал. Видимо, у него тоже была своя, кузнечная пауза. Потом ответил:

– Что ж, скажу. Об этом меня просил твой дед еще два года назад.

– Но что за дикая фантазия? Для чего?

– Для чего? – Ермольник усмехнулся, а угрюмое лицо его от этого как-то сразу подобрело. – Он сам растолковал мне, для чего. Потому что это борьба двух стихий – темных и светлых. Которая проходит не где-нибудь, а в душе человека. Борьба эта вечная и продолжается даже после смерти, так считал твой дед. Вот почему руки тянутся из-под земли – оттуда, где покоится мертвое тело. Понимаешь теперь? Борьба в загробном мире. А может, и со смертью тоже, – добавил он, подумав.

– Странно… – произнес я в полной растерянности. – Мне кажется, это уже не похоже на аллегорию… Черная магия какая-то. А вы ковали когда-нибудь для деда настоящие мечи?

Ответа пришлось ждать еще минуты две. Затем нехотя последовало:

– Да. Года четыре назад. Два меча смастерил.

– А зачем они ему понадобились?

– Не знаю, парень. Он не всегда посвящал меня в свои замыслы. Да вообще никогда не говорил, что к чему.