Читать книгу "1968: Исторический роман в эпизодах - Патрик Рамбо"

Когда Ален Перефитт вышел из Елисейского дворца и сел в служебный «ситроен», кто-то из журналистов заметил, что лицо у него посерело, а губы поджаты.

В эту среду ничего особенного не произошло. В Национальном собрании депутаты пытались во всем разобраться, а министр образования заговорил по-новому, намекнув, что если удастся восстановить порядок, то можно будет подумать о том, чтобы вновь открыть Нантер и Сорбонну. В Париже все предвидели затишье, все ратовали за снижение напряженности, но теперь бурлила провинция. В Лилле прошли манифестации, в Бордо были беспорядки, в Клермон-Ферране ширилась забастовка, префекту полиции пришлось вывести часть сил из Парижа, чтобы направить республиканские отряды безопасности и жандармерию в Бретань. Было прервано движение автобусов в Нант, где металлурги и строители объявили забастовку, в Мане, в Бресте, в Лориане, в Кемпере выступили крестьяне, угрожая тоже перейти в наступление.

Студенческий союз и Профсоюз высшего образования призвали парижских студентов в Аль-о-Вен, но об этих организациях стали ходить слухи, что они втихую ведут переговоры с властью в поисках компромисса. Сегодняшний митинг всех разочаровал. Казалось, диалог с массами прерван и с трибуны вещают только профсоюзные лидеры, слишком мощные громкоговорители заглушали недовольное ворчание публики. В семь часов вечера начал накрапывать холодный, пронизывающий дождь. Префект Гримо разрешил процессии пройти по Латинскому кварталу, наверняка чтобы убедиться в лояльности Студенческого союза и в его способности обеспечить порядок. Префект был прав, все прошло тихо и скучно. Некоторые студенты-коммунисты даже присоединились к демонстрантам, от которых они в последнее время презрительно отворачивались.

Возле Сорбонны профсоюзные лидеры, крича в громкоговорители, предложили всем разойтись по домам. Возмущенные студенты тут же их освистали, кто-то плакал от злости, кто-то чувствовал себя обманутым. Заграждение, выставленное службой порядка Студенческого союза, не давало толпе приблизиться к полицейскому оцеплению вокруг Сорбонны. Порталье, Родриго и Марианне стало так противно, что они решили не упираться и отправились в кафе в двух шагах от Люксембургского сада. В окна были видны группки бурно спорящих студентов.

— Нас продали, — возмущалась Марианна.

— И зачем мы только послушали этих придурков из Студенческого союза? — не унимался Родриго.

— Они спелись с легавыми, — говорил Порталье, — это же за версту видно.

— Обделывают свои делишки у нас за спиной, хотят выдать себя за главных, создать имя, а мы себя ведем как тряпки!

— Могу себе представить завтрашние заголовки: «Студенты все поняли, образумились, они снова будут ходить на занятия, мы загоним их в аудитории, экзамены состоятся в назначенное время»…

Когда они расстались, на душе у всех было кисло. Марианна отказалась пойти с Порталье на бульвар

Осман, потому что его родители уже вернулись. Сколько он ни убеждал ее, что это совершенно не важно, девушка предпочла вернуться к себе в общежитие. Марианна вместе с Родриго и двумя другими ребятами, которых Порталье когда-то видел в Нантере, втиснулась в малолитражку своего приятеля с филфака. Видя, как они трогаются с места, Порталье недовольно проворчал что-то, стоя под холодным дождем.

Профессору Рене Порталье и доктору Жюрио было за сорок, они носили одинаковые синие костюмы. Профессор был полноват, у него был открытый лоб, седеющие волосы, подстриженные почти под ноль, на манер английского газона, и длинные руки. Его гость был более худощав, не столь полнокровен и носил очки в черепаховой оправе. Он уже три года заседал в Пале-Бурбон[31]как депутат, избранный от Кальвадоса, где он когда-то прикупил особнячок XVII века. Пока их супруги в летних костюмах за столом для игры в бридж просматривали рекламные проспекты (поскольку обе пары собирались в августе вместе снять виллу под Вероной), мужья с бокалами в руках беседовали в гостиной, удобно устроившись в огромных бархатных креслах. На прошлой неделе умер от недостаточного кровоснабжения мозга человек с пересаженным сердцем.

— Помнишь, — говорил Жюрио, — у Каброля были сомнения уже через час после операции. Сердечно-сосудистый коллапс, его тогда едва спасли.

— Но он же все время был в кислородной маске.

— Шестьдесят шесть лет — не маленький возраст, да еще он давно болел, сопротивляемости никакой.

И вообще после девятичасовой операции даже у молодого парня…

— Но все же технически удачная пересадка уже возможна?

— Хотите посмотреть «Шадоков»? — спросила Соланж Порталье, включая телевизор, стоявший в стенке из красного дерева.

Профессор очень любил этот абсурдный мультсериал, где птицеподобные существа несли всякую чушь голосом Клода Пьеплю[32]. Серия, которая шла в тот вечер, называлась «Плохи дела на планете Шадок».

— Прямо как в Латинском квартале! — расхохотался профессор.

— Ничего, — возразил Жюрио, — скоро все встанет на свои места. Это была всего лишь вспышка агрессии, мы об этом полдня проговорили в Пале-Бурбон.

Они услышали, как хлопнула входная дверь. Профессор подошел к застекленным дверям гостиной, одним ударом открыл их и нос к носу столкнулся со своим сыном Роланом, у которого волосы и куртка насквозь промокли от дождя.

— Откуда это ты явился?

— А тебе что?

— Переоденься в сухое, мы садимся за стол.

Порталье-младший приподнялся на цыпочки, чтобы поверх занавесок на застекленной двери разглядеть гостей.

— Я не голоден, — сказал он.

— По крайней мере, иди поздоровайся с Жюрио.

— С этим фашистом?

— Придурок!

Профессор вернулся в гостиную:

— Это Ролан. Он, конечно, учится, но, по-моему, ничему еще толком не научился!

Все засмеялись остроте, но отец был раздосадован экстремистскими высказываниями и дерзостью сына. Обозвать фашистом его друга Жюрио! Все было совсем наоборот. Они познакомились в лицее в 1943 году. Утром каждое воскресенье друзья вместе с участниками Сопротивления[33]ходили на тайные стрельбища под Обервилем. Благодаря этому после Освобождения они получили дополнительные очки на бакалаврском экзамене. А позже профессор узнал, что этот скрытник Жюрио пошел гораздо дальше. Он влезал на мостки над железнодорожными путями, на веревочке спускал вниз пакеты, начиненные взрывчаткой, и подрывал рельсы, чтобы задержать немецкие эшелоны.