Читать книгу "Лучший день в году - Галина Владимировна Романова"

– Нет, не хочу.

Она тут же забыла про обиду и испуганно замотала головой. Перед глазами мгновенно всплыли испуганные мордашки близнецов. Мысль о том, что она как-то невольно навредила им, такой болью отозвалась во всем теле, что она громко застонала.

– Гена, что делать? Что делать, Гена? – Она принялась раскачиваться из стороны в сторону, слезы текли по щекам, нос тут же заложило. – Что я наделала, Гена… Что я наделала…

Отсутствующая верхняя пуговица, которую она нечаянно оторвала, позволила широко разъехаться полам курточки. И грудь, которую Илья счел непривлекательной, плавно заходила из стороны в сторону. Гена тут же среагировал.

– Ладно, малыш, успокойся. – Он присел перед ней на корточки, уткнувшись лицом в распахнутую курточку на груди. Глубоко втянул в себя аромат жены. – Как ты славно пахнешь, милая… Как славно… Идем в кроватку, идем…

– А как же Илья? Как быть с ним, Гена?

Она послушно поднялась со стула, тут же под его требовательным взглядом сняла с себя все прямо в кухне и послушно пошла впереди Гены в спальню. Дошла до кровати. И тут же получила ощутимый толчок в спину. Упав на живот, резво перевернулась, широко развела ноги.

– Иди ко мне, милый, иди, – прошептала она, наблюдая, как муж судорожно стаскивает с себя штаны. – Какой же ты у меня красивый, любимый мой! Какой же ты…

Через полчаса, выйдя из ванной и приглаживая влажные волосы ладонью, Гена неожиданно сообщил:

– А я ведь насовсем, Тань.

– Что? – Приняв душ чуть раньше, она куталась теперь в белый махровый халат.

– Я не уйду, Тань.

– Сегодня? – Она часто заморгала, не понимая, что происходит. – Кирилл уехал куда-то?

– К черту все, малыш! – Он обнял ее, прижал к себе. – Кирилл все знает про нас. Я рассказал. И оставил там, в прихожей, ключи от той квартиры. Да и… И от той жизни тоже. Меня там больше нет, Тань. Я теперь с вами. Насовсем.

– Геночка… – прошептала она, зажмуриваясь. – Это правда?!

– Да. А Илье ты позвони, малыш. И постарайся быть с ним повежливее. Просит денег – дай. Три сотни рублей – это такой пустяк в сравнении с тем, что он может раззявить пасть!

– Позвоню. Обязательно позвоню.

Таня, как кошка, сладко жмурилась, подставляя щеки его губам. Поверить в то, что Гена теперь целиком и полностью принадлежит ей и двойняшкам, было невозможно. Она так долго этого ждала, так долго об этом мечтала. Как они станут проводить все вечера вместе, вместе ложиться спать, вместе просыпаться. Планировать выходные.

– Боже, какое счастье! – шепнула она ему в ухо, почувствовав тут же забравшиеся под халат жадные руки на своих голых бедрах. – Я не могу поверить.

Ей ведь теперь не придется занимать свой досуг тем, о чем Гене знать совсем необязательно. Тсс, у каждого есть свои секретики, так?..

Глава 3

Кирилл сидел на веранде бревенчатого дома, где жил его дед, и щурился на солнце, пробивающее бреши в густой еловой хвое.

Дом был старым, но добротным и удобным, хотя комнат в нем было всего две. Сразу из темного, насквозь пропахшего полынью коридора попадаешь в крохотную кухню, где стояли стол, четыре стула, газовая плита, холодильник, комод и рабочий стол. Из кухни – вход в большую комнату, величественно именуемую дедом гостиной. Там подпирали стены два здоровенных новых дивана друг против друга, меж ними вдоль стены – старомодный платяной шкаф. Большой ламповый телевизор напротив, до сих пор замечательно показывающий. И сервант с пустыми посудными полками. Туда дед летом складывал прессу, чтобы зимой было чем печку растапливать. Из гостиной – вход в крохотную спальню с панцирной койкой, заправленной старинным лоскутным одеялом и заваленной горой настоящих пуховых подушек. Рядом с кроватью тумбочка, где стоял радиоприемник и всегда лежали запасные дедовы очки.

Вообще-то раньше этот дом деду не принадлежал. Дед жил вместе с бабушкой в городе. В трехкомнатной, шикарно отремонтированной родителями Кирилла хрущевке. Бабушка и по сей день там живет. Одна. Дед переехал сюда, в глушь на границе двух областей, у самой кромки елового леса. Он купил этот старый, никому не нужный дом после смерти своей дочери – матери Кирилла. Поначалу просто скрывался тут ото всех, пряча горе в дубовом срубе и воя на стены. Потом вообще переехал.

– Почему, дед? – задавал ему вопросы Кирилл, изредка навещая предка.

– Из-за всякого рода разногласий, – отвечал тот лаконично, не вдаваясь в подробности.

Поскольку бабушка тоже о причинах помалкивала, Кирилл со временем от них отстал. Да и виделись они нечасто. Кирилла поначалу донимали психологи, занимая все свободное от учебы время. Потом он всячески старался создать для отца идиллию семейного очага, который…

Который, как оказалось, ему ни хрена был не нужен. Который у него уже был. Тайный, подпольный. Теперь отец из этого подполья вышел и, более того, ушел насовсем из их общего дома. Когда Кирилл два дня назад ударил отца, а потом скрылся в ванной, он думал, что все утрясется. Что сейчас он выйдет, попросит у отца прощения, и все будет как прежде. Но отца уже не было дома, а его ключи от квартиры лежали на тумбочке в прихожей, красноречивее всяких слов утверждая, что отец ушел навсегда.

Он его бросил…

Дед загремел в кухне, интеллигентно выругался и через пару минут подал Кириллу на веранду через окно кухни огненный электрический чайник и заварник.

– Чашки сам принесу, – проворчал он, потирая обожженные пальцы. – Варенье бабкино будешь?

– Нет. Я же все привез, дед, чего ты.

Кирилл поставил на деревянный стол, стоящий на веранде круглый год, чайник и заварник. Полез в пакет возле плетеного кресла, в котором сидел. Килограмм любимого дедом орехового печенья, килограмм сушек с маком, два батона, полкилограмма сыра и пачка масла. Он выложил все на стол, надорвал пакеты. Через пару минут дед вышел из дома на веранду с чашками. С грохотом поставил на стол, кряхтя, уселся в плетеное кресло напротив Кирилла.

– Печеньки, – мечтательно улыбнулся он, выхватывая из пакета сразу горсть ореховых кругляшек. – Молодец! Помнишь.

– Я, дед, все помню, – многозначительно изрек Кирилл и начал разливать кипяток и заварку по чашкам.

– И что же ты помнишь? – Темно-серого цвета глаза деда уставились на него с интересом. Он улыбнулся: – Как ремня тебе давал в семь лет за то, что ты спалил мою новенькую электробритву, помнишь?

– Ремень не помню, бритву – да. Классная была бритва, дед!

Кирилл улыбнулся. И веселье деда тут же померкло, до того внук был похож на покойную дочь. Глаза, волосы, губы, манера говорить, улыбаться. Вылитая Алина! Была бы жива, теперь порадовалась за сына. Хорошим парнем вырос. Не подлым. Не то что его отец, прости господи.

Зятя Иван Митрофанович не ненавидел, он его презирал. И в глубине души считал ответственным за гибель своей дочери. Если бы не его малодушие, если бы не его мелкая душонка, Алина была бы жива до сих пор. И не верил он ни черта ни в какую судьбу, о которой стенала днями и ночами его жена. Не верил! Потому и разошлись они во мнениях, оттого на старости лет и разъехались. И живет он теперь один в этой заброшенной деревне. Думает, много думает, сопоставляет, вспоминает и снова думает. И чем больше думает, тем…