Читать книгу "Безголовые - Жан Грегор"

Ондино признавался потом, что в тот момент у него даже дыхание остановилось. Но потом он вспомнил, как тяжело работал всю жизнь, что выход на пенсию казался ему светом в конце тоннеля, и сказал себе: «Какого черта я тут пытаюсь ввязаться в заранее проигранную игру? Какого черта я пытаюсь остаться с людьми, работать с которыми не имею ни малейшего желания?» Но чтобы не показалось, что он сдался слишком быстро, Ондино отложил свой ответ.

— Я скажу вам, что думаю по этому поводу в начале следующей недели.

Сказанное Грин-Вудом было лишь началом. Дошедшие — в сильно искаженном и преувеличенном виде — до ушей кладовщиков его слова стали еще одним подтверждением того, о чем рабочие и так уже догадывались. Теперь каждый раз, когда Грин-Вуд появлялся на складе и пожимал руки встречающимся ему людям, кладовщиков мучило желание спросить у него: «Что это еще за новые планы, зачем все это? По крайней мере, не могли бы вы нам вкратце сказать, о чем идет речь? Все-таки нас это касается в первую очередь, разве не так?» Но Грин-Вуд не разговаривал с рабочими. Они часто следили за ним, когда он направлялся твердым шагом к кабинету Ондино или еще куда-нибудь, и думали, что это самый ненавистный человек из всех, кого они знают.

Вечерами, когда, завершив работу, кладовщики собирались вместе, они заводили бесконечные разговоры о том, что сказал Грин-Вуд, разбирали и толковали его слова.

— «Слишком специальные знания» — да этот парень чокнутый: вот увидишь, он подсунет нам какого-нибудь бездаря, который станет нам указывать, что делать… Мы, право слово, опять окажемся крайними…

Все в методах управления Грин-Вуда, словно он специально этого добивался, было не по душе кладовщикам: его манера никогда не обращаться к ним напрямую, а главное то, что их будущее, как, впрочем, и будущее всего склада, в результате такого к ним отношения казалось им темным и неясным. У рабочих складывалось впечатление, что к ним в компанию попал сумасшедший; ощущение неразберихи овладевало даже опытными людьми, которые работали еще в то время, когда эта служба только-только начинала развиваться. Компанию, которой было отдано пятнадцать, а иногда и двадцать лет жизни, они давно уже мысленно считали своей. И то, что невесть откуда взявшийся человек по фамилии Грин-Вуд, в компании без году неделя, и ему и дела нет до ее старожилов, до ее прошлого, сама мысль о том, что подобный тип вводит какие-то свои правила, была им отвратительна.

Когда одному из кладовщиков довелось весь день работать в паре с Абелем, тот без устали мусолил одну и ту же тему. Вначале, правда, Абель говорил, что ему все равно, что его жизнь ничто не изменит, но постепенно он завелся, обнаружив совсем противоположные чувства.

— Нет, серьезно, по-моему, они хотят нас доконать. Не пойму только, с чего это они к нам докопались. Нам-то что, мы делаем свою работу; все, что нам нужно, это чтоб нам дали ее делать спокойно, но нет, им прямо-таки приспичило являться сюда и доставать нас… Мне лично наплевать, хотят валять дурака, отлично, они найдут еще большего дурака, чем они сами. Я лично хорошо знаком с прекрасным врачом… Алло, здравствуйте, это господин Абель говорит, тут это, меня неделю не будет… Вот так… Таким образом все и устроится. Только не слишком ли печально, если до такого дойдет? И не говори мне, что это я все начал…

Наслушавшись историй из уст Абеля, постоянно обсуждая будущего начальника, которого и в глаза-то не видели, многие из кладовщиков дошли до того, что в конце концов он стал им сниться. Несколько сотен слов из тысяч произнесенных за день преследовали их даже в кровати, даже там, где работе и мыслям о ней не должно было быть места.

В конце концов своими опасениями кладовщики стали делиться с Консом. Теперь когда он садился на погрузчик с кем-либо из рабочих, последний неизменно принимался обсуждать с ним события этих дней; обмен мнениями пришел на смену молчанию более спокойных времен. В тот день, когда до Конса впервые долетели некоторые отрывки из того, что Грин-Вуд сказал Ондино, он спокойно выслушал все и не проронил ни слова. Жесткость позиции молодого директора, раскрывшегося наконец во всей красе, не должна была бы удивить Конса. Увольнение Ондино, как и омоложение кадров, вполне соответствовало общей логике событий, к тому же Конс помнил, как однажды вдвоем с Грин-Вудом обсуждал возможные перестановки в компании. Однако Конс все-таки был удивлен. Его поражало то, что Грин-Вуд сделал это. Прикрываясь ничего не значащей формулировкой «поживем — увидим», Конс, как и кладовщики, в глубине души не мог не признавать: ни одно изменение не пройдет безболезненно. Он очень хорошо относился и к Ондино, и к Валаки, привязался даже к работникам склада, но теперь не знал, что и думать.

11

Прошло не так много времени, а у Конса уже сжималось сердце всякий раз, когда он видел, как Беби Джен удаляется после разговора с ним или же собирается домой. Первый раз в своей жизни он любил человека, так сильно на него не похожего. Любовь к Беби Джен, опуская даже то, что молодая женщина не проявляла к нему никакого особенного интереса и имела к тому же постоянного друга, казалась Консу чем-то вроде приключения, одновременно пугающего и влекущего. Оставить свою подругу уже было бы неординарным событием. Таня ни секунды не сомневалась в совместном с Консом будущем, так что даже сама мысль о влечении к Беби Джен заставляла молодого человека чувствовать себя виноватым. Конс думал о потрясении, которое ожидает Таню, если вдруг… Воображение увлекало его в совершенно пустую квартиру без всякой мебели, квартиру Беби Джен, где он овладевал ею. Он говорил Беби Джен: «Я беру тебя, я овладеваю тобой, но у меня нет другого способа доказать, что я люблю тебя до безумия». Эти слова пугали его. Понемногу Конс начал замечать, что в состоянии порушить все, построенное с таким трудом и терпением, и жестко объясниться с Таней. Но что бы тогда подумали его родители, друзья? Такая прекрасная пара, а у самого Конса такие перспективы в компании! Он предоставлял другим заботиться о приличиях, чтобы самому с еще большей силой предаваться мечтаниям о Беби Джен.

Большую часть времени он старался не поддаваться преследующей его грусти. У него имелись собственные приемы для борьбы с ней. Так, например, когда Конс видел, что Беби Джен разговаривает с другими людьми, в особенности с кладовщиками, он про себя обзывал ее шлюхой и ругал себя за то, что собирался испортить жизнь из-за красивой задницы и пары сисек. Он унижал ее про себя и тогда, когда она разговаривала с Грин-Вудом, чувствуя, что его предали, и считая молодую женщину принадлежащей к тому обществу, из которого сам он был исключен. Время шло, а Беби Джен оставалась такой же равнодушной, как и раньше. Конс старался похоронить все мечты о совместной жизни с ней. Он изматывал себя работой, часами пропадал на складе. Возвращаясь в офис, принимал самый серьезный вид (так как Беби Джен в любой момент могла незаметно наблюдать за ним). Но когда ему удавалось ее забыть или же возненавидеть, она появлялась перед ним и предлагала выпить вместе кофе: и он удивлялся тому, как она мягка с ним. На самом деле она просто никогда не бывала другой.

Однажды вечером лил сильный дождь. Конс, сидя за рулем машины, увидел шедшую под зонтиком Беби Джен. Он остановился.