Читать книгу "Соколиная охота - Сергей Шведов"

– Лотарь ушел из Баварии и вернулся в Ахен, – спокойно сказал Вельпон, пробежав бумагу глазами.

– А Людовик?

– Людовик, естественно, остался. На его стороне выступили ободриты и лютичи.

На месте премудрых старцев Бернард не слишком бы радовался, ибо Лотарь, раздосадованный неудачей, непременно постарается отыграться на младшем брате. А Карл, между прочим, это не Людовик, встретить достойно старшего брата ему нечем. Похоже, у графа Септиманского уже нет другого выхода, как только бежать из Парижа в Аквитанию, а то и еще дальше – в Гасконь или страну басков.

– Что еще? – спокойно спросил коннетабль.

– Двадцать ладей ярла Воислава Рерика уже вошли в устье Сены, через два дня они будут в Париже.

– Какого еще Рерика? – ошарашенно спросил Бернард.

– Он внук князя Витцана Ободритского и мой дальний родович, – пояснил граф Вельпон.

Полторы тысячи викингов могли поменять все. Лотарь никогда не рискнет штурмовать Париж, имеющий столь мощный гарнизон. Следовательно, и Нейстрия остается за Карлом. Во всяком случае пока. Когда-нибудь император обязательно соберется с силами и обрушит свой гнев на непокорного брата. И вот тогда безумные старцы пожалеют, что в своем стремлении удержаться у власти они ухватились за викинга, за морского разбойника, за человека, для которого грабеж – это образ жизни. А Воислав Рерик, если он не круглый идиот, выдавит из Нейстрии все соки, а потом бросит своих союзников на милость императора Лотаря. Впрочем, нет худа без добра. Похоже на то, что у графа Бернарда Септиманского появляется время для маневра.

Пока граф Вельпон и коннетабль Виллельм обсуждали вести, привезенные гонцом, Бернард отправился в покои императрицы. Юдифь уже проснулась, даже успела привести себя в порядок с помощью служанок и теперь в задумчивости сидела перед зеркалом, пытаясь обнаружить морщинки на своем лице, цветущем как у девственницы. Вдове Людовика Благочестивого уже исполнилось тридцать четыре года, она имела почти взрослого сына, но неземная красота ее почему-то не увядала, а становилась все более яркой и вызывающей. Многие полагали, что это неспроста.

Находились и такие, которые обвиняли Юдифь в приверженности к магии и даже в пристрастии к языческим культам, что не могло не беспокоить отцов христианской церкви. Епископ Драгон, внебрачный сын Карла Великого, неоднократно пытался обратить внимание единокровного брата на сомнительное поведение его супруги, но Людовик, которого называли Благочестивым за приверженность христианским ценностям, становился вдруг слеп и глух, когда речь заходила о прекрасной Юдифи.

Граф Бернард помнил Юдифь шестнадцатилетней девушкой, когда она только собиралась стать избранницей сорокалетнего императора, но уже тогда он не рискнул бы назвать ее невинным созданием. Людовик после смерти первой своей супруги готовился уйти в монастырь, разделив империю между сыновьями Лотарем, Пипином и Людовиком, но судьба или провидение распорядились иначе. Юная Юдифь довольно быстро отвадила императора от благочестивых мыслей и вернула его к плотским утехам, к большому неудовольствию не только сыновей Людовика, но и многих влиятельных сеньоров империи. А рождение сына Карла и вовсе заставило императора потерять разум. Он стал совершать ошибку за ошибкой, рассорился и с тогдашним папой Львом, и со старшими сыновьями.

Для Людовика все могло бы закончиться потерей короны, но, к счастью, среди его ближников нашлись разумные люди, подсказавшие незадачливому императору выход из создавшегося положения. И среди этих людей Бернард Септиманский играл далеко не последнюю роль. Это он предложил отправить Юдифь в монастырь, а ее отца, графа Вельпона, – в изгнание. И все бы закончилось ко всеобщему удовлетворению, если бы внезапно не скончался папа, ярый противник не только графа Вельпона, но и всех Меровингов. Его преемник оказался слишком слабым человеком, чтобы довести до разумного конца дело, начатое неукротимым Львом, чья внезапная смерть вызвала немало пересудов. Но так или иначе, а союз между папской курией и сыновьями императора распался, что позволило Юдифи вынырнуть из небытия и вновь утвердиться подле любящего ее Людовика.

Трудно сказать, знала ли Юдифь о роли, которую сыграл в ее судьбе граф Септиманский, но особой теплоты в их отношениях не было никогда, ни при жизни императора Людовика, ни, тем более, после его кончины. Бернард неоднократно намекал прекрасной вдове, что женщине в ее годы следует иметь куда более твердую опору, чем престарелый отец и юный сын, но Юдифь лишь небрежно скользнула по лицу претендента на ее ласки прекрасными и равнодушными глазами. Что ж, возможно, это было самой большой ошибкой вдовы императора, ибо Бернард Септиманский не простил ей пренебрежения и готовился отомстить гордой красавице, как только подвернется счастливый случай.

– Тебе уже сообщили, государыня, что в устье Сены вошли ладьи викингов?

– Быть того не может! – Юдифь побледнела и отшатнулась от зеркала.

– Ты позволишь мне присесть? – спросил Бернард, скосив глаза на сундук, стоящий поодаль, в котором императрица хранила свои наряды.

– Разумеется, – махнула рукой Юдифь. – Когда они подойдут к Парижу?

– Возможно, завтра, возможно, послезавтра.

– Но у нас же совсем нет времени! Прикажи готовить лошадей.

– Зачем? – полюбопытствовал граф, наслаждавшийся страхом гордой императрицы.

– Неужели граф Вельпон собирается оборонять Париж? Но это же безумие!

– Твой батюшка собирается открыть викингам ворота, – ласково улыбнулся граф. – Разве ты не знаешь, что это он их пригласил?

– Так речь идет о ругах! – всплеснула руками императрица. – Боже, как ты меня напугал, граф.

– А чем, скажи на милость, государыня, руги лучше датчан или шведов? Эти морские разбойники разорили десятки наших городов.

– Тем, что они наши союзники, граф, – надменно вскинула голову Юдифь.

– Я бы не стал в нашем положении заключать союз с язычниками. Это вызовет недовольство папы Евгения и епископов.

– И это говорит человек, которого почти отлучили от церкви!

– Но все-таки не отлучили, – усмехнулся Бернард. – Воислав Рерик по крови Меровинг, что не может не вызвать пересудов. И тебя, и твоего отца, и всех ваших родовичей, включая коннетабля Виллельма, подозревают в ереси. Тень от этих пересудов не может не пасть на твоего сына.

– Ты меня удивляешь, Бернард, – нахмурилась Юдифь. – Ведь ты же франк, потомок антрустионов Меровея Венделика, так какое тебе дело до сплетен хитрых латинян. Благородная кровь русов искупает все. Рус-язычник неизмеримо выше италийского плебея, будь он хоть трижды христианином.

Услышал бы епископ Меца Драгон эти откровения женщины из рода Меровингов, наверняка бы у него напрочь отпала охота хлопотать о своем младшем племяннике. Впрочем, Драгон был Пипинидом, то есть потомком того самого Пипина Короткого, который похитил власть у истинных франкских королей. Неужели эта женщина всерьез полагает, что ход событий можно повернуть вспять? Что Меровинги вновь обретут власть и королевское достоинство, восторжествовав тем самым и над Каролингами, и над папской курией? Видимо, она забыла, что ее собственный сын – Пипинид и христианин, что тоже немаловажно. Но в любом случае Бернард Септиманский ей не помощник, пусть она ищет глупца в другом месте.