Читать книгу "Танцовщица из Атлантиды - Пол Андерсон"

Может быть, Сахир и его друзья знали о катастрофе, пробовали уклониться, но не сумели? Или забыли в суматохе последних мгновений? (Мне кажется, что само путешествие для тех, что внутри кабины, длятся мгновения. Даже мы, захваченные извне, ощутили лишь на миг тьму, шум и вращение).

Подведем итоги. Мы погибнем, если не найдем других путешественников во времени. Или они не найдут нас.

Если бы мы могли остаться в этом месте, поисковая партия обнаружила бы нас рано или поздно.

Но станут ли люди будущего заниматься этим? Разве что просто захотят убедиться, что обломки машины времени никак не повлияют на историю…

Но возможно ли это? В моей курсовой есть и об этом. В самом понятии «изменение прошлого» содержится противоречие. Думаю, что и машина, и мы — часть того, что уже было. Значит, эта ночь в некотором смысле «была всегда».

Что же мы можем сделать? Скорее всего умрем через несколько дней. Кости наши растащат шакалы, а сверкающий корпус машины времени станет предметом поклонения местных племен, если такие водятся в этой мрачной земле. Но в конце концов аккумуляторы иссякнут, защитное поле исчезнет, металл источит коррозия или растащат здешние кузнецы. Возникнет очередное народное предание, но и оно забудется через несколько поколений.

Господи, что подумает Пам, если я не вернусь? Что я случайно упал за борт? Проклятье! Следовало застраховаться а более крупную сумму!

— Дункан!

Эрисса вернулась. Чем же она занималась?

— Я молилась, — просто объяснила она. — А потом заклинала удачу. Впрочем, я не сомневаюсь, что ты нас спасешь.

Хриплый язык, который она называла «кефту», звучал в ее устах мягко. Рейд понятия не имел, как именуется этот язык в его время, если от него вообще что-нибудь осталось. Все попытки определить хотя бы самые общие слова потерпели неудачу. Кроме того, и он, и Олег, и Ульдин научились от нее сразу двум языкам, на которых она говорила с одинаковой легкостью.

Он узнал, как называется этот второй язык, мог произнести его название, знал, что имеет он свою письменность в виде иероглифов, в отличие от кефту, изображаемого на письме в более сложной слоговой форме. Но вот перевести эти слова на латинский алфавит для сравнения он не сумел. Так что название это — нечто вроде «ах-хай-я» — ничего не говорило ему о национальности тех, что им пользовался.

Рейд, хоть и не был лингвистом, определил кефту как язык со строгим порядком слов, отчасти агглютинативный. Второй язык, изобилующий окончаниями и приставками, был противоположностью первого.

Она задала вопрос, пытаясь завязать разговор. В буквальном переводе вопрос звучал так: «Какой неизвестной мне природы этот подобный Луне нашей Госпожи драгоценный камень, который ты, как знак Ее, носишь?» А слышалось:

— Что это? Как красиво! Словно зрачок Богини!

Он показал ей часы. Она почтительно прикоснулась к ним кончиком пальца.

— Раньше у тебя этого не было, — прошептала она.

— Раньше? — Рейд взглянул на нее. Было темно, все скрыла густая тень.

— Ты ведешь себя так, как будто знала меня и вправду раньше…

— Конечно! Дункан. Дункан, ты же не мог забыть! — она вытащила руки из-под зловонной попоны, которую ей волей-неволей пришлось обмотать вокруг юбки. Пальцы ее коснулись его щеки. — Или тебя тоже коснулось заклятье? — она уронила голову. — Колдунья о многом заставила меня забыть. И тебя?

Он сунул руки в карманы пальто и сжал привычную трубку.

— Эрисса, — устало сказал он. — Я знаю о прошлом и будущем не больше тебя. Сахир сказал мне, что мы увязли во времени. А это страшно.

— Не понимаю, — она вздрогнула. — Ты поклялся мне, что мы встретимся, но я не думала, что для этой встречи дракон унесет меня в страну мертвых. Значит, все дело в этом? — она выпрямилась и говорила с оживлением. — Ты наперед знал, что придешь спасти ту, которая никогда не переставала любить тебя?

— Эти воды слишком глубоки для нашего корабля, — со вздохом сказал он и тут же узнал поговорку кефту. — Я пуст. Ничего не знаю, кроме того, что и вам известно.

Рейд помолчал, подыскивая слова, но не потому, сто испытывал с этим затруднения, а просто от отупения.

— Во-первых, — сказал он, — мы должны знать, в каком месте мы находимся и который сейчас год.

— Который? Двадцать четыре года прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз, когда мир взорвался.

— Когда мир… что?

— Ну, когда взорвалась гора, и вырвался огонь, и море обрушилось на счастливый народ кефту и уничтожило его. — Эрисса коснулась своего амулета в виде двойного топора.

Что-то щелкнуло в мозгу Рейда. Боже, подумал он, так выброс энергии уже произошел? И мы находимся после него, а не до? Значит, мы крепко застряли.

— Ты дрожишь, Дункан. — Эрисса положила ладони ему на плечи. — Иди, я согрею тебя.

— Нет, спасибо, не нужно, — он встал, приходя в себя.

Возможно, мы не поняли друг друга. Сахир определенно говорил о грандиозной катастрофе где-то неподалеку в будущем. Не стоит и пытаться распутать весь клубок зараз. Постепенно, узел за узлом. Дом Эриссы где-то не так уж далеко, об этом говорил Сахир. С этого и начнем.

— Скажи мне, откуда ты.

— Что? — она не находила слов. — Ну, после того, как мы расстались, я бывала в разных местах. Сейчас я с острова Малат. А до этого… много где была. Но всегда тосковала по родному дому, где мы встретились, Дункан.

— Где этот дом? Назови!

Она покачала локонами в темноте.

— Ты сам знаешь, Дункан.

— Все равно скажи! — настаивал он.

— Ну, Кхария-ти-йех!

«Земля Столпа», — перевел Рейд. Эрисса продолжала, словно поражаясь его невежеству.

— На материке она зовется Атлантидой.

6

Он проснулся и почувствовал, что закрывается последняя дверь, за которой можно было спастись от кошмара — во сне. Мир двадцатого столетия стал далеким, фантастическим, почти нереальным.

— Поеду разведаю, пока лошадь не околела, — объявил Ульдин. По причине грубой внешности он выглядел не таким измученным, как остальные.

Пока он отсутствовал, они нашли спасение в море. Из прутьев сладили каркас, связав его нитями из пояса Олега, на каркас натянули одежду и сидели по горло в воде под этим зонтиком.

Когда каркас был готов, Эрисса скинула сандалии и платье. Олег разинул рот.

— В чем дело? — спросила она невинно.

— Ты… ты ведь женщина! — по обожженному лицу невозможно было определить, покраснел русский или нет. Внезапно он рассмеялся: — Ну, при такой красавице это не худший день в моей жизни!