Читать книгу "Зов из бездны - Михаил Ахманов"

Послания неведомых братьев — или врагов? — по разуму воспринимались лишь в определенной точке над марсианской поверхностью. В былые годы здесь дрейфовал один из пассажирских кораблей Третьей марсианской экспедиции, переданный Центру на вечные времена. Когда был возведен Авалон и человек прочно утвердился на Марсе, корабль заменили более крупным сооружением, образовавшим ядро будущей станции. Строилась она долго и медленно, почти половину столетия, но в конце двадцать второго века Центр наконец получил комплексную базу вблизи источника Т-излучения. Однако работа не пошла быстрее — главной проблемой, как и прежде, являлись наблюдатели; человеческий мозг, даже в самом удачном варианте, был не очень восприимчив к ментальной связи.

Зато теперь…

«Теперь, — думал Сергеев, — теперь есть шанс, что дело стронется с места. Первая запись получена, и какая!» Он вспомнил, как спустился вместе с девушкой к саркофагу, уже окруженному врачами, как извлекли тереянца, сняли датчики и напоили соком; как метался взгляд маленького существа, пока не нашел Пилар — а когда нашел, лицо Пикколо озарила улыбка. Жители Тереи так отличались от людей и так походили на них! Во всяком случае, в том, что касалось эмоций.

Внезапно губы тереянца дрогнули, затанцевали, потом в безмолвную пляску включились веки и глаза, мускулы щек, крохотные заостренные уши, плечи, гибкие пальцы, колени и ступни. Пилар ответила. Происходившее с ее телом и лицом не было набором гримас и резких отрывистых жестов; нет, это тоже казалось танцем или мимическим этюдом, исполнявшимся с редким мастерством. Она жестикулировала то медленно и плавно, то стремительно, ее лицо менялось, его черты текли, и потрясенный Сергеев едва успевал замечать, как бурный водопад становится тихой зыбью моря, или неспешным речным потоком, или ручьем, что вьется меж камней. Внезапно Пикколо дважды хлопнул по колену маленькой ладошкой, и пантомима прекратилась. Он доволен, сказала Пилар, доволен и благодарит. Он прожил жизнь человека, странствовал по суше и воде, любил, сражался, горевал и радовался. Это было чудесно! Теперь он лучше понимает людей.

Девушка на соседнем сиденье пошевелилась.

– Летим в Авалон? — спросил Сергеев.

– Нет, еще нет… Я бы взглянула на эту червоточину… на устье, что посылает нам видения. Можно?

Он негромко рассмеялся:

– Можно, но вы ничего не увидите. Форма этой щели непрерывно меняется, флуктуирует, но ее размер не больше тридцати нанометров[11]. В сравнении с нею точка в типографском шрифте — целая планета! Чтобы ее разглядеть, нужен солидный агрегат. На станции такой есть, и весит он больше тонны.

– А это кольцо? Световое кольцо? Там, под диском?

– Оно окружает устье и служит для того, чтобы центрировать антенны уловителя и камеру контакта, — объяснил Сергеев. — Сигнал быстро рассеивается. Для лучшего восприятия надо находиться на его оси, и как можно точнее.

Пилар вздохнула.

– Пикколо сейчас там, а я — здесь…

– Мы обернемся за пять часов, раньше, чем он очнется, — заверил ее Сергеев. — Ну так что же? Летим вниз? В город, к цивилизации?

– Летим, — согласилась девушка.

Кораблик нырнул к поверхности Марса. Пустыня, что простиралась по краям Долин Маринера, была такой же, как миллионы лет назад: холодной, безжизненной и каменистой. Но огромный разлом был перекрыт силовым полем, которое удерживало атмосферу, по дну его текла широкая река, на склонах горели искусственные солнца и зеленели сады, висевшие на выровненных и покрытых почвой скальных выступах. Здания города тоже стояли на множестве карнизов, уходивших ступенями вниз, к реке и чудесным мостам из каменных кружев. У дна каньон сужался до сорока километров, и это пространство было засажено рощами из сосен, кедров и дубов, среди которых виднелась голубая гладь озер. Ближе к речным берегам снова начинался город — там сверкало стекло корпусов Марсианского университета, тянулись вверх шпили Музея Марса и Палаты координаторов, попирал скалы массивный шестиугольник атмосферной фабрики. Вдоль левого берега реки пролегала набережная, на правом раскинулись порт и гавань; отсюда шли корабли ко всем поселениям Долин Маринера, в Камелот и Помпеи, Китежград и Вавилон, Ниневию, Тир, Карфаген и Саркел. Система глубоких ущелий, гигантский разлом планетарной коры, тянулась на тысячи километров, каньоны рассекали пустыню от экватора до двадцатых параллелей южной и северной широты, так что хватало места для городов, полей и зеленых зон. В сущности, это была страна на дне огромной рифтовой структуры, со своей уникальной экологией, городами, дорогами, лесами и населением в шесть миллионов человек.

Корабль прошел сквозь окно в силовом экране и теперь неторопливо опускался у восточного склона разлома. Вверх уходили безжизненные скалы, серые, черные, бурые; их мрачные тона не веселили душу, и казалось, что кораблик падает прямо в ад. Но на глубине двух километров камень расцветили мхи и лишайники, затем появились кустарник и травы и, наконец, деревья. То была альпийская сосна, приспособленная для условий Марса: толстые низкие стволы, причудливо изогнутые ветви, мощные корни и длинная хвоя, похожая на голубоватый пух. Упрямо цепляясь за камни, деревья тянули кроны вниз, к исходившим из глубин теплу и свету; казалось, что склон ущелья усеян множеством вопросительных знаков под голубыми зонтами.

Через минуту альпийские сосны сменились обычными, затем мимо проплыл первый городской карниз с сотней зданий, следом — яблоневый сад, заросли сирени и жасмина, а за ними — новые уступы с домами, деревьями и цветниками, со скалами, плотно оплетенными лозой, с ярко освещенными входами в подземные тоннели транспортной сети. Авалон, в отличие от земных городов, являлся структурой трехмерной, где направления вверх и вниз были столь же протяженными, как вперед, налево и направо. Самым удобным транспортом здесь считались авиетки и летающие платформы.

Мимо промелькнул гигантский мост, соединяющий склоны ущелья и повисший над километровой пропастью. Река под мостом изгибалась широкой петлей, образуя полуостров, пустой и ровный выступ скалы, не застроенный домами и не засаженный деревьями. Его темная базальтовая поверхность резко контрастировала с зеленью рощ, разноцветными крышами городских кварталов и серебристым мерцанием вод; очевидно, то был язык лавы, излившейся некогда в реку и оттеснивший ее к западу. Площадка у лестницы на краю полуострова, расчерченная белыми линиями, была местом посадки, и здесь Сергеев приземлил кораблик.

Они спустились вниз по узкому трапу. Воздух был теплым и свежим, от деревьев, растущих сразу за краем площадки, тянуло запахом зелени, слышался плеск воды и птичий щебет. Высоко вверху, выше ажурной арки моста, выше последнего карниза с домами, горело искусственное солнце, жаркий сияющий шар, подвешенный между мачтами энергетических эмиттеров. Небо над городом было не похоже на земное, его серебристый оттенок скорее напоминал море в северных широтах. У реки и над крышами зданий мельтешили авиетки, а в небесах, почти под самым куполом, парила какая-то крупная птица — возможно, орел. Орлов завезли лет сорок назад, и они гнездились на скалах, среди альпийских сосен.