Читать книгу "Крысиные гонки - Дик Фрэнсис"

Собрались пассажиры двух самолетов компании “Полиплейн”, один за другим влезли на свои места. Закрыли дверки и покатили к дальнему концу дорожки. Потом самолеты оторвались от травяного покрова и стали набирать высоту. На фоне серо-бело-голубого лоскутного одеяла неба они выглядели как две черных стрелы.

Первой пришла Энни Вилларс. Одинокая, замкнутая. Любезная, безучастная. Протянула мне пальто и бинокль, я положил их в багажник. Она поблагодарила. Обманчиво ласковые карие глаза казались немного усталыми, а нежный рот каждые несколько секунд судорожно вздрагивал. “Внушительная леди”, – подумал я. Больше того, она сама знала об этом. Она настолько сознавала силу своего характера, что намеренно принимала обезоруживающе мягкий вид. И даже не для того, чтобы скрыть свою железную волю, а для того, чтобы представить ее приемлемой. Приятное отличие от тех, кто демонстрирует крутую внешность, чтобы спрятать внутренне бессилие.

– Кенни Бейст просил передать, что его подвезут домой в Ньюмаркет и он не полетит на самолете, – сказал я.

В карих глазах мелькнули маленькие искры. Нежный, прекрасно контролируемый голос проговорил:

– Не удивляюсь.

Она влезла в самолет, пристегнулась. И так сидела молча, глядя в окно на пустеющий ипподром, но вряд ли видя деревья и траву.

Голденберг и Тайдермен пришли вдвоем, все еще что-то обсуждая. Майор решительно кивал, а Голденберг обрушивал на него свои доводы и уже не думал о том, что я подслушаю.

– По-моему, этот ублюдок все время вел двойную игру и получал от букмекера или кого-то еще больше, чем от нас. Он нас надул. Убью маленького негодяя. Я сказал ему, что так не оставлю.

– А он что ответил? – спросил майор.

– Что у меня не будет случая. Наглый маленький подонок.

Они забросили вещи через заднюю дверку и стояли возле хвостовой части самолета, сердито переговариваясь. Их голоса доносились, как отдаленные раскаты грома.

Последним пришел Колин Росс, незаметный, стройный, все в тех же поношенных джинсах, но теперь еще и в теплой мятой рубашке. Я сделал несколько шагов ему навстречу.

– Ваша сестра, Нэнси, просила меня проследить, не забыли ли вы подарок для Мидж.

– Oх, проклятие… – В голосе было больше озабоченности, чем раздражения. Он провел шесть заездов, три из них выиграл, и выглядел таким слабым, что, казалось, легкий щелчок свалит его с ног.

– Если хотите, я принесу.

– Принесете? – Он в нерешительности помолчал, потом устало махнул рукой. – Хорошо, буду очень благодарен. Идите в весовую и спросите моего гардеробщика, Джинджера Манди. Пакет на полке над моей вешалкой. Он отдаст вам.

Я кивнул и снова направился к трибунам. Пакет, легко найденный, оказался очень маленьким, меньше, чем коробка для туфель. Подарок был завернут в розовую с золотом бумагу и перевязан розовой лентой. Я принес его к самолету, и Колин положил пакет на пустое сиденье Кенни Бейста.

Майор уже пристегнулся и барабанил пальцами по футляру бинокля, висевшего через плечо. Он сидел в напряженной позе, как и раньше. “Интересно, – подумал я, – он когда-нибудь расслабляется?”

Голденберг, не улыбаясь, ждал меня возле передней дверки, залез следом за мной и в раздраженном молчании задвинул ее. Вдохнув, я включил мотор, и мы покатили к дальнему концу дорожки. Приготовившись к взлету, я обернулся к пассажирам, состроив самую светлую улыбку, на какую был способен.

– Все в порядке?

В ответ я получил три мрачных кивка. Колин Росс спал. Без энтузиазма я вошел в полосу, наполненную радиосигналами, миновал по краю зону Манчестера и направил нос “Чероки” в направлении Ньюмаркета. Едва мы поднялись в небо, как стало ясно, что обстановка в воздухе нестабильна. Внизу тепловые волны, поднимавшиеся от густо населенных районов, подкидывали самолет, будто куклу, а на высоте весь горизонт закрывали огромные скопления дождевых облаков.

Погода, вызывающая воздушную болезнь. Я оглянулся посмотреть, не нужны ли кому санитарные пакеты. Не о чем беспокоиться. Колин крепко спал, а трое других так погрузились в собственные мысли, что вряд ли заметили несколько небольших кренов самолета. Я объяснил Энни Вилларс, где она найдет пакеты, если они понадобятся, и властная леди выслушала меня с таким видом, будто я оскорбил ее.

Хотя под нами было четыре тысячи футов и самые плохие воздушные ямы остались далеко внизу, полет напоминал скачки по пересеченной местности, потому что мне то и дело приходилось сворачивать то вправо, то влево, чтобы избежать нависавших темных масс облаков. Мы в основном все же держались там, где светило солнце, иногда прорезая миленькие облачка, точками мелькавшие среди густых скоплений. Я старался обходить даже средние безвредные облака, потому что за ними могла открыться опасная громадина. Но на скорости сто пятьдесят миль в час не так-то легко было лавировать. В середине любого кучевого облака всегда есть сильные вертикальные воздушные течения, которые могут поднять и опустить даже большой авиалайнер. Можно натолкнуться на град и дождь, который покроет изморосью всю поверхность маленького самолета. Так что полет вовсе не напоминал мне веселую прогулку. Я считал верным свой план избегать столкновений с вероятной опасностью. Но с пассажирами дело иметь еще труднее, чем с облаками. Им могла не понравиться задержка в полете.

Всем знакомо ужасное чувство, когда в нормальный ход дела вкрадывается что-то странное. Холодеет спина, сердце стучит, как паровой молот. Это чувство называется страхом. Не самое лучшее место вспотеть от испуга на высоте четыре тысячи футов в разгар битвы с кучевыми облаками.

Я привык к гораздо более плохой погоде. Чудовищной, даже смертельной погоде. И не состояние неба беспокоило меня, не из-за него колоколом в висках била тревога.

Что – то неправильное было с самолетом.

Ничего особенного. Я не мог бы даже сказать, что именно. Но что-то. Что-то...

У меня прекрасно развит инстинкт опасности. “Сверхразвит, – говорили многие, когда из-за этого инстинкта у меня начинались неприятности. – Проклятый трус”, – так они иногда говорили.

Но человек не может игнорировать такой инстинкт. Когда он включает сигнал тревоги, нельзя просто наплевать на него. Тем более, если на борту пассажиры. Как бы пилот поступил, будь он в самолете один, – другое дало. Но летчики гражданский коммерческой авиации редко поднимаются в воздух в одиночку.

Все в порядке с приборами. Все в порядке с мотором.

Что-то случилось с управлением.

Когда я осторожно поворачивал, чтобы обойти еще одно скопление кучевых облаков, нос самолета упал, и я почувствовал, будто стало труднее вытягивать его вверх. Но высота не падала. Все показатели были в норме. Только инстинкт бил тревогу. Инстинкт и память о несколько затрудненном выравнивании носа.

Когда я делал поворот в следующий раз, повторилась та же история. Нос упал, и понадобилось сильное давление на рычаг, чтобы остаться на прежнем уровне. При третьем повороте еще хуже. Будто что-то давило на приводное устройство...