Читать книгу "Жар ночи - Сильвия Дэй"

Потянувшись через плечо, он выхватил меч и прорычал:

— Старик, если тебе жизнь надоела, так и скажи!

— Ты нужен Кроссу!

Звук знакомого голоса заставил Коннора напрячься. Ну конечно, не мог же он нарваться на какого-то другого Старейшего. Уж во всяком случае, не в такой дерьмовый денек. Нет, это оказался не кто иной, как Шерон — тот самый, который был его Наставником в Академии Избранных.

— Что нужно Кроссу, Шерон, так это ответы. И не ему одному. Они нужны всем нам.

Старейший откинул промокший капюшон, и Коннор смог как следует рассмотреть мужчину, столь основательно поспособствовавшего его формированию в качестве воина, каковым он ныне и являлся. Шерон изменился почти до неузнаваемости. Казалось, от былой энергии не осталось и следа, некогда темные волосы сделались совершенно седыми, кожа приобрела болезненную бледность, зрачки расширились до такой степени, что почти полностью поглотили белки глаз. Это придавало ему жутковатое сходство с неведомым существом из храма.

Впрочем, растерянность Коннора мигом сменилась гневом. Эйдан относился к учителю как к отцу, ведь, поступив в Академию Избранных, он рассорился с родителям и сблизился с Шероном, как с родным. И эта юношеская вера, как с гневом осознавал Коннор, оказалась напрасной.

Что до самого Коннора, то он происходил из потомственных Воителей. Все Брюсы, как мужчины, так и женщины, с незапамятных времен принадлежали к Избранным Воителям. Их фамильное кредо состояло в том, чтобы жить и умереть с мечом в руках, что во многом определило нетерпимость Коннора ко лжи и обману. Время имело слишком большую ценность, даже для бессмертных.

С происхождением Эйдана дело обстояло иначе: его родители, чьим занятием было Исцеление и Пестование, не понимали и не одобряли жизненный выбор сына, что привело к взаимному отдалению, а потом и к полному разрыву. А поскольку другой родни у Кросса не было, то в результате у него остались лишь две близкие души — Коннор и Шерон.

И вот оказалось, что Шерон вовсе не заслуживал такого почтения и привязанности.

— В мир смертных за Кроссом посланы другие Стражи, — угрюмо произнес Шерон, сжимая обеими руками рукоять своего меча. — Могущественные Старейшие. Ему потребуется помощь.

— Не такие уж мы несведущие, как ты, должно быть, вообразил, — процедил Коннор, медленно, размеренно кружа вокруг противника. — Но раз уж тебе охота поговорить, может, расскажешь, что это за тварь была в храме?

Шерон замер, и острие его меча опустилось.

— Я их предостерегал. Говорил им, что система не испытана и ненадежна. Это было рискованно, но они слишком воодушевились.

— Ты это о чем?

Коннор буравил Старейшего взглядом, еще более насторожившись. Ему ли, с его опытом, было не знать, что разговор — прекрасный способ отвлечь внимание противника, чтобы нанести ему внезапный и роковой удар. Шерон прервал движение.

— С самого начала мы осуществляли контроль за потоками, связывающими Сумерки с миром смертных именно в пещере, однако было очевидно, что замкнутость столь важного процесса на единственном месте делает нас уязвимыми. В связи с этим была предпринята попытка перенаправить спутные потоки медиумов в специальное помещение в храме Старейших. Отчасти это удалось. Однако храм не защищен от Кошмаров.

— Не защищен?

Коннору стало не по себе. Это заявление задело чувствительную струну. Он привык к тому, что сияющая белизна и величие храма одним лишь видом внушают ему умиротворение и уверенность, символизируя собой целостность, недоступность для сил зла и величие его народа, воплощенное в палате Знаний. Не то чтобы он сам имел обыкновение черпать из этой сокровищницы, но такие мысли способствовали душевному спокойствию.

— Увы. — Шерон убрал со лба прилипшую к нему мокрую седую прядь. — Кошмары становятся все более опасными. Как оказалось, они способны учиться, и самые старые из них уже не просто атакуют своих жертв в неистовой злобе, но выслеживают, чтобы напасть внезапно. Каждая тень может оказаться врагом, и лишь пещера остается безопасным местом, хотя нам так и не удалось понять почему. Полагаю, это как-то связано с водой.

— Возможно, это связано с чертовой холодиной, — проворчал Коннор, поежившись на ветру, и взмахом руки нагрел воздух вокруг себя, создав тепловой кармашек. И вовремя, потому что ветер снаружи усиливался, а небо темнело, затягиваясь набегавшими облаками.

— Мы не знаем, Брюс. Я пытался отговорить остальных, но они считают, что цель стоит риска.

— А в чем именно состоит риск?

Шерон поджал губы:

— В том, что Кошмары…

Зарокотал гром, клубящиеся тучи полностью затянули небо, и Старейший вскрикнул, когда клочья облаков вдруг стали уплотняться, обретая знакомую форму Кошмаров.

Тысяч Кошмаров.

* * *

Коннор проснулся в ужасе.

Он подскочил на кровати, недоуменно озираясь по сторонам, ибо его мозг не сразу смог переключиться и осознать, где он находится. Сердце бешено колотилось, кожу покрывал пот.

Мир смертных. Он находился в аду.

Тяжело дыша, Коннор спустил ноги на пол и уронил голову на руки.

Проклятые Кошмары!

Мало того что в этом мире такая несносная вонища, так придется иметь дело еще и с Кошмарами.

Брезгливо поморщившись, Коннор с усилием поднялся на ноги, сбросил с себя одежду прямо на пол и открыл дверь гостевой комнаты, которую выбрал для себя, после того как две другие спальни ему не подошли. Одна была хозяйской, другая пропиталась запахом той цыпочки, что открыла ему дверь.

Ну что ж, по крайней мере, хоть что-то, точнее, кто-то в этом месте был ему вполне по вкусу.

Спелая, сочная Стейси с полными бедрами, округлыми ягодицами и наливными сиськами. Из тех женщин, которые вызывают у мужчины неодолимое желание как следует их оттрахать.

При одной этой мысли член Коннора начал твердеть. Кровь его закипала, чему способствовала комбинация факторов: долгое воздержание, до крайности дерьмовый денек и до крайности же соблазнительная женщина. Ему уже не терпелось запустить пятерню в эти тугие черные кудряшки и припасть к ее сочным красным губам. Даже с заплаканными зелеными глазами и красным носом ее лицо в форме сердечка было обалденно привлекательным. Ему хотелось увидеть его раскрасневшимся, покрывшимся потом, напряженным от мучительной тяги к оргазму. Он бы непременно приободрил эту заплаканную милашку еще раньше, если бы не чувствовал себя так, будто вот-вот протянет ноги.

Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда. Ему и самому требовалось взбодриться, а то чувствовал он себя гадко — разозленным, разочарованным и потерявшим ориентиры. Последнее было хуже всего, потому как он предпочитал стоять на твердой почве. Эйдан был искателем приключений, а вот Коннор предпочитал в жизни стабильность, а сюрпризы не приветствовал. Ощущение свободного падения его ничуть не воодушевляло, но он знал, где можно найти мирное пристанище в этом неистовом мире.