Читать книгу "Культя - Нил Гриффитс"

А еще ты знаешь, что опять выстоишь против этой мерзости. Никогда не поддавайся, бля. Никогда не сдавайся.

Победа. Но в мозгу слышен грохот. Да, но:

Еб твою мать, я же сильный.

Вошел в собес, сел в очередь ждать вызова. Могу ето делать с закрытыми глазами. Обрыдло уж.

— Следующий, пожалуйста!

Подхожу к столу. Сажусь, пихаю карточку через стол.

— С тех пор, как вы были здесь последний раз, выполняли ли вы какую-либо работу за деньги или же бесплатно?

— Нет.

Странно, почему етот сушняк, ети приступы сушняка никогда не действуют на мою культю. Словно ничего нету, кроме моего крика и моей жажды, нет даже руки, которая когда-то была моей. Я ее просто не помню. Будто я вновь почти целый.

— Как продвигаются поиски работы?

— С ограниченным успехом. У меня ведь руки нет.

— Мне это известно, но существует множество подходящих рабочих мест. Многие местные сельскохозяйственные рабочие, утратившие конечности, успешно меняют направление своей деятельности. Вы знаете, что скоро откроется новый центр телефонного обслуживания?

— Нет.

О, расскажите, пожалуйста. Симулировать интерес. Что я и делаю, убедительно. То есть, киваю и бормочу в нужный (кажется) момент, а сам думаю о парнишке, про которого рассказал Перидур — который пришел на группу пьяный в сиську, и это напоминает мне про другой случай, в клинике, куда привели одного мужика, под руки привели, типа, одетого в то, что когда-то было костюмом, лоб — одна открытая сочащаяся рана, вонь от него шла почти видимая, белки глаз желтущие, струпья вокруг рта сыпались как снежинки; его прислонили к столу регистратуры, он пошатнулся, оглядел нас всех — безнадежные фигуры с завистливыми ухмылками, меня с моим пустым рукавом, и как заорет во всю глотку: «Может, на свете и есть вещи получше бухла, бля, но я про такое не слыхал! ДА!»

Я, помню, удивился, какой у него великосветский прононс. И еще, помню, засмеялся. Просто не мог удержаться. Етот мужик одной фразой замечательно подытожил нашу жалкую, бессмысленную суть.

Хотя он долго в клинике не пробыл; выписался быстрее моего, бля. Как только мне официально разрешили — фьють. Нет меня. Был, да вышел. С некомплектом конечностей, типа, но в завязке, и доволен, как слон, что убрался оттудова. Слишком уж много алкашей во всяких этих клиниках.

— Я имею в виду, что ваш трудовой путь вполне может продолжиться, понимаете? Я лично знаю нескольких наших подопечных, которые после травм, подобных вашей, переключились на…

Одно только меня беспокоит: зря я послал Квоки ту открытку. Теперь жалею. Сделал глупость. Не знаю, может, ето как раз типично для моей болезни, такое стремление к саморазрушению, но я послал ту открытку, когда у меня была полоса уныния, глубокого, непроходящего, я ходил по краю и был как никогда близок к запою, или «срыву», как это называется на жаргоне АА. Мне просто жуть как хотелось зацепиться за что-нибудь из своей прошлой жизни. Из тех времен, когда я варился в том жутком котле, но был живой в полном смысле етого слова, бля.

Черт, очень зря я ето сделал. Но все обойдется. Бля, я теперь все могу осилить. Какое бы дерьмо на мя ни свалилось, в какую бы катастрофу ни попал — я выживу, бля. Прорвусь.

Ставлю подпись, беру бланк заявления о приеме на работу, что протягивает мне дама, благодарю и выхожу опять на улицу. Небо все сереет; дождевые тучи идут с севера. Швыряю заявление в ближайшую урну и иду к врачу.

Грох, трах. Звяк, бряк.

Шаг 3: Мы приняли решение — предать нашу волю и нашу жизнь Богу — такому, как мы Его понимаем. Вот что мы сделали — сдались сами и все свои попечения сдали силе, которая, кажется, считает невинность преступлением. Силе, которая, как у нас есть основания полагать, в первую голову и виновата в том, что наши жизни погублены. Силе, которая, по всей видимости, не может или не хочет изменить или облегчить причины этой гибели. Силе, к которой если мы и считали нужным обращаться раньше, то лишь с мольбой или проклятиями.

Ну просто на редкость удачная была идея, бля.

В машине

— Чё? — Алистер не верит своим ушам. — Ты сказал, Томми слишком добрый?

Даррен кивает. Он серьезен, глядит прямо перед собой сквозь ветровое стекло. Если бы он не держал руки на руле, то плотно скрестил бы их на груди.

— С чего ты взял, бля?

Воспоминания вихрем проносятся у Алистера в голове: треск ломающихся человеческих костей, умоляющие голоса. Кости черепа лезут наружу из-под лопнувшего скальпа, под крикетными битами и железными прутьями плоть словно взрывается спелыми раздавленными помидорами, а над этим, поверх всего этого — Томми, дирижирует каждым вскриком и хлюпом.

— Я ж тока чё тебе рассказал, нет, как он отпустил этого мудака Квоки. Я бы этого козла связал да в багажник, для верности. А потом уж, если б оказалось, что он наврал, выбил бы из него правду, бля. Тока так и надо. А не просто навалять и отпустить, чтоб тот бросился сразу на вокзал да вон из города, бля.

— Так что, это он сделал? Спер деньги?

Даррен жмет плечами:

— Наверно. Нинаю. Я просто грю, что не доверяю этому козлу, и все тут.

— Да, но Томми…

— Он просто пересрал, испугался Змея Тонга Тони. Да, и вот еще чё: я бы, бля, выследил самого Тони, а не его чертова племянника. Ну чё за дела? Это же Тони смылся с героином, ну его и надо отпиздить, разве не так? А у Томми кишка тонка с китайцами связываться, скажешь, нет? Пересрал он, братан. Бля буду.

— А я слыхал, что он убрался в Гонконг.

— Кто?

— Тони Тонг. И потому…

— Кто тебе сказал? Томми?

— Может, и он.

— Не, если хочешь знать, Томми его даже не искал. Задницу от кресла не оторвал. Может, лень ему было, может, побоялся. Он тока ребят послал, да и то дерьмовых. Косого Сквайрса и Ленни Риса и ихних корешей, дебилов, забрать Квоки из какой-то пивнушки в китайском квартале и притащить его в доки, в какой-то там старый склад. И вот Томми такой, решил изобразить из себя Крестного Отца и прочую херню, приставил этому козлу к носу перышко и пообещал оставить без носа, если тот ему не расскажет, куда съебался его вороватый козел дядюшка.

— И ты там был?

— Канеш я там был, а как же. Я же пацана к стулу и привязывал.

— А-а.

Рексэмская кольцевая ведет их в объезд через новый деловой район Честера. Бесцветные здания распластались по травянистой равнине, весь район, очевидно, строился с одной целью: освободить деловое коловращение от грязи и шума, расплющить в лепешку, лишить цвета и вкуса, чтобы мысленная скачка улеглась в умах, трансформировалась в функцию, в голый обмен информацией. Разве только в синих, далеких горах, окаймляющих равнину, дальних, укутанных туманом пиках, громадах, прячется неуловимое движение, противное, противостоящее этому месту и умам, сделавшим его холодной и бесчувственной принадлежностью их дара — полного умерщвления жизненных страстей. Ничего другого они подарить не способны.