Читать книгу "Хватай Иловайского! - Андрей Белянин"

— Иловайский, — Моня осторожно отодвинул дуло моего пистолета в сторону, — тебе ведь по-любому мёртвое тело из Оборотного города не вывезти, так смысл за него держаться?

— Надо мне…

— Чё пристал, Монька, — неожиданно вступился за меня второй упырь. — Сам же знаешь, что у его дядюшки рука тяжёлая, прибьёт же хлопца! Выручать будем хорунжего, а при случае уж он завсегда отблагодарит по совести. Верно я тя нахваливаю, казачок?

Я с надеждой закивал.

— А идея моя вот в чём будет. Монька, скидавай портки да рубаху! Так, а мы покуда трупяка разденем. И чтоб не возбуждаться, мужики!

— Убью, — не своим голосом прохрипел я, вновь вскидывая ствол турецкого пистолета на уровень Шлёминого лба.

— Ну да, да, с мужиками я чёй-то погорячился, ась?

— Не только. За саму идею с раздеванием покойника убью!

Пока мы грозно сопели друг на друга, Моня, не чинясь, без стыда и совести разнагишался целиком и, прикинув на глазок тело несчастного курьера, подтвердил:

— Затея, конечно, рискованная. Думаю, мундирчик мне по росту великоват будет, а в плечах, наоборот, так даже и узок. Однако ж на что не пойдёшь за-ради чести русского казачества?!

До меня начало доходить… Я опустил пистолет, поднялся по шатким ступенькам к дверям и через щёлочку выглянул наружу. Так и есть, на улице, вытянув шеи, принюхиваясь и поскуливая, собралась уже целая толпа нечисти, жаждущей «справедливого дележа».

По совести говоря, свои на своих здесь нападают редко. Меня-то они в каждый приход ловят, да только с однообразным результатом, а посему и умеренным старанием. Но вот провезти в город мёртвое тело контрабандой, вне санитарного контроля хоть того же мясника Павлушечки, — это дело иное, противозаконное. А раз так, то, стало быть, общественное, и каждый сознательный гражданин от него откусить полное право имеет. Если, конечно, наглости или силы хватит. Получается, что упыри правы, в одиночку мне отсюда курьера нипочём не вытащить…

— Упырче, открывайтеся! — громогласно донеслось откуда-то слева. Ну вот и он, лёгок на помине. Тяжёлый кулак мясника-людоеда пару раз гулко бухнул в хлипкие двери подвальчика.

— Чё надоть? — в два голоса проорали мои упыри.

— Очевидцы свидетельствуют, что вы с Иловайским в обход моих прерогатив свежатинку торговать задумали. Сие не комильфо, человече. Да и как на то дядюшка ваш воззрит…

Ох и денёк, это что ж меня тут каждый час только родным дядей и попрекают?! Он и был-то в Оборотном всего лишь раз, да вот, поди ж ты, как народу запомнилось… Генерал, он и в Африке генерал, а уж такой разлюбезной внешности и красы, как наш Василий Дмитриевич Иловайский 12-й, и подавно!

— Ну так что, оппоненты, сами выйдете или дверь ломать?

Я взвёл курок и оглянулся. Раздетый до исподнего труп курьера был аккуратно переложен на грязный топчан, а молодцеватый Моня, облачившийся в его мундир, застёгивал под подбородком ремешок каски.

— Красава! — завистливо вздохнул Шлёма, засучивая рукава. — Ну чё, казачок, рискнём нашим чахлым здоровьем? Ить ежели поймают, так долго бить буду-у-ут…

— Не слушай его, Илюша. Бить будут, разумеется, но не его, а меня.

— Дык зуб даю, нам обоим достанется, — пустился было спорить Шлёма, но от следующего удара кулака дверь едва не сорвалась с петель.

— По коням, — скорее попросил, чем приказал я.

Парни напружинили ноги, Моня прыгнул на спину друга, а тот, сбросив засов, так резво кинулся мимо обалдевшего от неожиданности Павлушечки, что тот едва не упал.

— Гляньте, что творится-то? Кажись, упырь у своих же мясо неподелённое спёр. Лови его, жулика бесстыжего! Ужо будет знать, как подельников грабить! И ведь перед казачком-то ни стыда ни совести! Что о нас человек теперь думать будет, что мы все такие гады…

Вот примерно сколько вам понадобилось времени это прочесть, ровно столько же народ собирался с духом. А потом вся нечисть толпой, словно стадо слонов, так ломанулась вслед за нашими героями, что по ходу изрядно потоптала застенчивого мясника-интеллигента. Я выждал паузу, высунул нос наружу, осмотрелся по сторонам и, не спрашивая разрешения, решил на время попользоваться брошенной тачкой Павлуши. Ему она пару дней уж точно не понадобится. Аккуратно вынес многострадального курьера, сгрузил, взялся за ручки и бодренько покатил вниз по улице. Места оказались знакомые; до той самой крепостной стены, сквозь которую мы уходили с арабом и Прохором, вроде и рукой подать. Да всё не так просто…

— Врёшь, не уйдёшь! — Из соседнего переулочка ко мне спешил бодрый старичок в домотканом халате, с всклокоченной головой и двумя колбами в руках. — Петрификус тоталус!

И первая колба полетела в мою голову. Каким чудом я её поймал, ума не приложу. Вот ведь умею, когда очень надо.

— Ах вот ты как, поганый магл?! — грозно взревел старичок, вздымая вторую, и я, не дожидаясь худшего, запустил ему под ноги его же подарочком. Колба брызнула о брусчатку во все стороны, а надоедливый колдун с алхимическим образованием замер, как ледяная статуя, в позе учёного негодования.

— Вы уж извините, дедушка, а только не в ваши-то годы стекло почём зря бить! Чай, не с женой друг дружке об голову тарелки колете… — Больше ничего умного я сказать не успел. Вторая колба выскользнула из его скрюченных пальцев и грохнулась ТАК…

В общем, в себя я пришёл уже наверху, на земле, под звёздным небом, с мертвецом в обнимку, Павлушечкину тачку взрывной волной вообще забросило на верхушку дальнего дуба. А вокруг всё так же тихо спит старое кладбище, тает луна, до рассвета вроде недалече, а с далёкого батюшки-Дона даже сюда долетает свежая прохлада.

Ох и любо жить, братцы! Хоть с атаманом, хоть без, а тужить не надо никогда, ибо, как нас церковь учит, грех сие и пустое мыслесмятение, ни к чему полезному не приводящее. Я довольно потянулся на кладбищенской земле, сунул два пальца в рот, по-разбойничьи громко свистнув на всю степь. И минуты не прошло, как мой верный араб, дробно стуча копытами, примчался на зов.

Ах ты ж, умничка моя синеглазая… Вот как его не любить после этого, а? Всего лишь один раз словил меж ушей, и теперь меня нипочём нигде не бросает! Психология и поэтапное воспитание — вот две основы правильной подготовки коня ко всем перипетиям казачьей жизни. В идеале-то, разумеется, жеребёнка сразу от мамки-кобылы брать надо, и дружить с ним, и холить, и выхаживать до четырёх лет, а там он и сам без хозяина жизни своей лошадиной не мыслит, за своим казаком пойдёт и в огонь и в воду…

— Соскучился, дурашка? — Я ласково потрепал жеребца по шее, пока он тыкался плюшевым храпом мне в щёку. Лижется же, как собачонка какая, и щекотно, и слюнявисто.

Я встал, придержал коня, пока кое-как перекидывал поперёк седла мёртвое тело в уже грязных подштанниках, и повёл араба в поводу. И ему, и мне требовалось выговориться…

— А что там за фигура дамская горбатая была, не помнишь?