Читать книгу "Задержи дыхание и другие рассказы - Ольга Гренец"

схватила меня за руку и потянула на взгорок.

– Ну всё! Хватит! – твердила она всю дорогу до бабушкиного дома. – Ненавижу всех! Ненавижу. – Бессмысленно было даже пытаться спросить её: «За что? Чем тебе Артур так насолил? Или Вовка?»

– Маришка, давай к нам! Зойка не в настроении, но ты-то оставайся, – звал меня Артур.

– Оставайся. Аккордам поучу, – подал голос Вовка, тренькая на гитаре.

Зойка сверкнула глазами и только крепче сжала мою руку. Я не сопротивлялась.

Она вела себя нелепо и совсем не владела собой, и, когда всё-таки заревела, окончательно стало ясно, что с ней что-то не так. Но только по прошествии многих лет и многих жизненных испытаний я смогла разглядеть в том давнем эпизоде первый Зойкин бунт против правил, приписываемых её полу.

Ей отчаянно не хотелось становиться девушкой, но и найти общий язык с парнями, вписаться в их компанию тоже не удавалось. С Артуром Зойке было легко, до поры до времени он относился к ней как к сверстнице, но остальные мальчишки… – тут выходила совсем другая история. Даже тогда я догадывалась, – хотя серьёзных доказательств у меня не было, – что её бесило, когда парни начинали проявлять к ней особый интерес.

Одно только я знала наверняка: слушаясь Зою, я предавала себя. Артур, Катя, Вовка – это были ребята, с которыми мне надо было учиться ладить на даче, в школе. Я знала, что мне надо перестать слушаться Зою и не ходить за ней по пятам. Но я не могла. Не из-за Зои или только отчасти из-за Зои. В чём-то все старые друзья оборачивались предателями.

Помню, как, поднимаясь по взгорку, я всё оглядывалась, пока Зойка не утянула меня за угол соседского забора. Я ещё увидела, как Вовка поднял её ракетку и занял позицию, затем Артур отступил назад и в мощной подаче послал волан.

– Сетка! – крикнул Вовка, выбрасывая руку вперёд и указывая на невидимое препятствие.

Мне показалось, будто я и впрямь вижу преграду, разводящую игроков. Это было что-то новенькое. Без Зойки это была уже другая игра. Я вспоминаю летние вечера, которые в детстве мы проводили вместе, и напрягаю память, чтобы вернуться в то благословенное время, когда мы играли по-своему, безо всякой разделительной сетки.

Возвращение

Когда Майклу исполнилось три года, он принял решение вернуться к маме в живот. Мама потеснила кое-что у себя внутри и освободила ему место прямо под сердцем. Обычно она вела малоподвижный образ жизни, так что присутствие сына её никак не стесняло, а Майкл никогда не жаловался, что ему недостаёт физической активности или надоели бутерброды с сыром. Наоборот, им обоим воссоединение пришлось очень по вкусу.

В отличие от большинства детей своего возраста, он считал, что взрослые придают слишком большое значение независимости. Какая радость в том, чтобы уметь пользоваться ножом и вилкой? Да и гулять его особенно никогда не тянуло. Его руки и ноги и без того в синяках от падений. Опасности подстерегают со всех сторон. Грязь. Крысы. Он видел, как они копаются в мусорном баке перед домом, а по детской площадке снуют еноты и мыши. А эти попытки приучить его ходить на горшок? Больше хлопот, чем толку. Одним словом, он рад был передоверить маме заботу обо всех практических сторонах жизни.

Объединясь в одном теле, Майкл с мамой обратились к своим любимым занятиям. Они почти не вылезали из большого оранжевого кресла и всё качались, качались в нём. Они читали сказки и приключенческие книжки, слушали музыку и сочиняли письма друзьям в далёкие страны. Майклу очень нравилось, что теперь он получил доступ к маминому словарному запасу и её интеллекту. В ответ он дарил маме душевный покой. Он достиг наконец полной гармонии с самим собой и мог поделиться ею с мамой. Всякий раз, когда мама чего-то пугалась, когда ей было одиноко и грустно, всякий раз, когда её дыхание становилось прерывистым от смутной тревоги, Майкл шевелился, чтобы напомнить о своём присутствии. «Я тебя очень люблю», – говорила мама и гладила живот так, как ему нравилось больше всего. Любовь к Майклу делала маму счастливой, а уверенность в том, что он дарит ей счастье, переполняла радостью его сердце.

Доля каждой

У тебя появляется ребёнок – в вашей семье появляется общий ребёнок, – но нет, оказывается, что каждую из вас с малышкой связывает совсем отдельная, своя и только своя личная связь. Доченька пьёт твоё молоко и пинает тебя ножками. А отношения твоей партнёрши с ребёнком совсем незначительно, да и то скорее косвенно, влияют на твои собственные отношения с девочкой. Партнёрша умеет её рассмешить. Вот эту радость разделить на всех можно. Взрыв общего смеха – и ты отползаешь назад в своё одиночество, только теперь уже с ребёнком.

Тактическая ошибка

Малышке исполнилось полгода. Предполагалось, что Максин будет сидеть с ребёнком, а жена работать, но жену недавно сократили, новое место никак не подворачивалось, и теперь безденежье заставляло Максин искать подработку. Она договорилась выпить кофе с писательницей, которая заканчивала книгу и нуждалась в основательной редактуре. В полном взаимопонимании они провели целый час в кафе на залитом солнцем заднем дворе, заштрихованном тенями акаций. Обсудили главы, которые прочла Максин. Обсудили редакторскую ставку. Писательница покивала и попросила подготовить договор.

Вместе они вышли из кафе, продолжая беседу. Им было по дороге, и Максин, подойдя к своему дому, совершенно импульсивно предложила писательнице зайти. «С удовольствием полюбуюсь на вашего ребёнка», – сказала писательница. Своих детей у неё не было. Когда-то давно они с Максин сошлись в арт-деревне, где активно обсуждалась тема совмещения литературного творчества и семьи. Авторки с детьми на все лады склоняли избитую мысль, что, мол, «опыт материнства обогащает». Писательница и Максин обменялись взглядами и пришли к мнению, что чего-то матери недоговаривают: едва ли авторки-родительницы выглядят счастливыми; на их лицах читалось, каких нечеловеческих усилий им стоят любые мало-мальски амбициозные проекты.

Дома, как сразу заметила Максин, пропуская писательницу вперёд, пахло кислятиной. Глаза после ярко освещённой улицы мгновенно привыкли к домашнему полумраку, и она увидела, что дочка, совершенно голая, лежит на животике посреди коридора и с упоением наблюдает, как два соседских мальчика гоняются друг за другом по гостиной. Девочка окинула вошедших беглым взглядом и вернулась к разглядыванию мальчишек. С заднего двора, где жена Максин болтала с соседями за бутылкой текилы, заглянул большой колли и деловито обнюхал пах писательницы.

– Кажется, я не вовремя. Пойду, пожалуй, поймаю такси, – сказала писательница, отступая назад, и рванула мимо Максин ко входной двери так резво, что той невольно пришлось вжаться в стену.

Максин поудобнее устроилась на полу, чтобы покормить девочку грудью. «С какой это стати ты голая?» Из гостиной раздался дикий грохот – один из мальчишек врезался в журнальный столик. Дочь оказала Максин холодный приём, дети интересовали её гораздо больше. Колли поставил лапу на бедро Максин и залаял, требуя, чтобы его погладили.

Жена подняла голову, прищуриваясь, чтобы разглядеть со двора тёмную прихожую, и крикнула: «У меня всё под контролем! Не волнуйся». По её интонации было ясно, что она в подпитии.

Той ночью сон настиг жену и ребёнка в большой семейной постели, Максин засиделась за работой в гостиной. Набросала стандартный договор и даже отправила его, хотя прекрасно понимала, что не дождётся ответа. Писательница продолжит получать премии и издательские контракты без всякой посторонней помощи. Откинувшись на спинку стула, Максин потёрла виски и уставилась на клавиатуру. Ну вот, начинается головная боль. Нельзя смешивать профессиональные и личные отношения, это ни к чему хорошему не приводит. Поменяйся они ролями, Максин не взяла бы себя в редакторы. У писательницы есть полное право найти ей замену.