Читать книгу "Князья и княгини Русского Средневековья. Исторические последствия малоизвестных событий - Антон Анатольевич Горский"

требования явиться к Батыю, со ссылкой на волю великого хана.

Даниил и Михаил тогда уклонились от визита к Батыю. У них имелись серьезные резоны опасаться за свою жизнь. Михаил не сдал Киев при подходе к нему отряда во главе с Менгу в 1239 г.[118] Даниил владел Киевом на момент его осады осенью 1240 г. (хотя сам там и не находился), столицу Руси оборонял его тысяцкий Дмитр[119]. Ярослав же во время нашествия на Северо-Восточную Русь пребывал в Киеве, а во время похода на Южную Русь – во Владимире; в вину ему можно было поставить только «несдачу» Переяславля-Русского, захваченного монголами в марте 1239 г.[120]

Данные о визите Ярослава к Батыю скупы, особенно в сравнении с красочными рассказами Галицко-Волынской летописи о поездке в ставку правителя улуса Джучи волынского и галицкого князя Даниила Романовича (1245–1246)[121] и Жития Михаила Всеволодича Черниговского о визите к Батыю сильнейшего (в период до нашествия) князя Юго-Восточной Руси[122]. Эта скудость сведений порождает иногда фантазийные версии, подобно точке зрения о союзе Ярослава с Батыем с 1238 г., времени похода последнего на Северо-Восточную Русь; соответственно получение «старейшинства» в 1243 г. трактуется как следствие этого союза[123]. Такие предположения исходят из соображений общего порядка: того факта, что Батый не дошел до Новгорода, где княжил сын Ярослава Александр, а Ярослав не участвовал в битве с монголами на р. Сить, где погиб его брат великий князь владимирский Юрий Всеволодич.

Однако Новгород не был целью похода Батыя. Его действия 1237–1238 гг. были ударом по отказавшимся признать монгольскую власть князьям Рязанской и Суздальской земель, с целью обеспечения фланга для главного похода (состоявшегося в 1240–1242 гг.) – через Южную Русь в Центральную Европу. Ярослав в начале 1238 г. княжил в Киеве[124]. Владимирский стол, главный в Суздальской земле, он занял летом 1238 г., после гибели брата Юрия (4 марта) и ухода войск Батыя в степи[125]. Никаких сведений о санкции на его вокняжение со стороны Батыя уже в то время источники не содержат.

3 марта 1239 г. монголы взяли Переяславль-Русский[126]. Последнее время перед нашествием он был владением владимирских князей[127]. Причем после захвата Переяславля монголы стали владеть им непосредственно[128]. Эти акции завоевателей означают, что Батый оставался в состоянии войны с Суздальской землей, никакой договоренности с ее правителем не было.

18 октября 1239 г. монголы взяли Чернигов, затем подходили к Киеву и предлагали правившему там Михаилу Всеволодичу и горожанам сдаться (это требование было отвергнуто)[129]. Вскоре после этого Ярослав отправился в поход на юг Руси. Михаил бежал из Киева, Ярослав[130] преследовал его до Каменца (на пограничье Киевской и Волынской земель)[131]. Очень вероятно, что занявший киевский стол после бегства Михаила Ростислав Мстиславич (из смоленской княжеской ветви)[132] был посажен Ярославом[133]. Ярослав также освободил от литовцев захваченный ими было Смоленск[134], посадив там брата Ростислава – Всеволода Мстиславича[135].

В чьих интересах действовал Ярослав в конце 1239 – начале 1240 г.? Если на момент захвата монголами Переяславля у него не было с ними договоренности, может быть, она имела место позже, и он действовал как союзник Батыя? Однако зимой 1239/40 г. монголы разоряют Мордовскую землю и Муром, воюют по Клязьме (это уже территория не Муромской, а Суздальской земли) и сжигают Гороховец – «град святыя Богородицы» (т. е. считавшийся принадлежностью владимирского Успенского собора – главного храма земли)[136]. Это мало походит на услугу союзнику, а вот как кара неподчиняющемуся правителю выглядит вполне подходяще. Согласно владимирскому летописцу, в результате этих событий «бѣ пополохъ золъ по всей земли и сами не вѣдаху и гдѣ хто бѣжитъ»[137] (был сильный переполох по всей земле, и сами [люди] не знали, кто куда бежит), т. е. население Суздальской земли (под «всей землей» владимирский летописец имел в виду, разумеется, всю Суздальскую землю, а не всю Русь) восприняло происходящее как начало нового нашествия. Вряд ли такое было бы возможно, если бы ее правитель уже установил отношения с завоевателями.

Таким образом, действия Ярослава на юге Руси гораздо вероятнее трактовать как попытку взять контроль над Киевом (которым он владел до Михаила, в 1236–1238 гг., прежде чем ушел в Северо-Восточную Русь на освободившийся владимирский стол[138]) накануне нападения на него монголов, чем как выполнение мифических союзнических обязанностей перед Батыем.

Но контроль над Киевом вскоре после водворения там Ростислава Мстиславича захватывает Даниил Романович[139], и именно под его властью находилась древняя столица Руси во время ее осады и разрушения Батыем в конце 1240 г. Далее монголы вторгаются в Центральную Европу, а Ярослава в конце 1240 – начале 1242 г. больше заботят западные рубежи Новгородской земли, где княжил его сын Александр – из-за агрессии туда немецких крестоносцев.

После возвращения Батыя из Западного похода в Нижнее Поволжье, в конце 1242 г., последовал вызов Ярослава в ставку правителя улуса Джучи. Что мог ожидать Ярослав и его окружение от этого шага, видно из событий 1246 г. Тогда Ярослав умер (30 сентября) близ ставки великого хана Гуюка в Монголии, куда приехал от Батыя для присутствия на официальном возведении Гуюка на престол монгольского императора[140]. Как уже говорилось выше, посол римского папы Плано Карпини, общавшийся с людьми Ярослава, отмечал в своем сочинении-отчете о поездке, что «все полагали, что он был там отравлен, чтобы они смогли беспрепятственно и полностью владеть его страной»[141]. Под «всеми» имеются в виду, несомненно, люди из окружения Ярослава; таким образом, они не сомневались, что монголы умертвили великого князя, чтобы непосредственно владеть Суздальской землей[142]. Далее Плано Карпини упоминает о послании матери Гуюка Туракины (именно ее считали виновной в отравлении Ярослава) к Александру Ярославичу с требованием явиться в Монголию, чтобы получить землю отца, но, отмечает францисканец, «все («все», разумеется, те же самые – люди Ярослава, с которыми общался Плано Карпини. – А.77), однако, думали, что если он приедет, она либо убьет его, либо вечно будет держать в плену» (Credebatur tamen ab omnibus guod eum occideret vel perpetuo captivaret, si veniret)[143]. И такие настроения существовали после милости, оказанной Ярославу Батыем в 1243 г.! Что же говорить о 1242 г. – перспектива гибели Ярослава, с 1238 г. ведшего самостоятельную политику (несмотря на завоевание Суздальской земли Батыем), и последующей оккупации Северо-Восточной Руси должна была казаться наиболее вероятной.

В то же время отказ от поездки неминуемо, с точки зрения современников, должен был