Читать книгу "Чтобы ахнули - Лариса Каневская"

детским врачом — педиатром. «Маленький принц» навсегда остался ее любимым сказочным мальчиком, а настоящих мальчиков и девочек Оля теперь спасает от разных болезней, в том числе и от змеиных укусов.

Леви Страус

История про вожделенные американские джинсы

В конце семидесятых Московский экономико-статистический институт (МЭСИ) стал вдруг дико модным. В нем, единственном в те годы, вступительные экзамены по математике принимал компьютер — так, во всяком случае, утверждали члены приемной комиссии МЭСИ. Когда-то его окончили мои родители. В годы их учебы о МЭСИ не слышал никто, они сами туда случайно попали, их даже заманивали. И лишь в год моего поступления, благодаря новейшим факультетам АСУ (Автоматизированные Системы Управления и Программированию) и Информатики, институт МЭСИ вдруг сделался престижным.

Меня предки уговорили, поднажав на то, что я еще окончательно не определилась, куда хочу поступать. Мне нравился Архитектурный институт, но туда нужно было сдавать физику, с которой я радостно распрощалась навсегда на выпускных школьных экзаменах. Манил Литературный институт, не зря ж мои сочинения всегда отправляли в РОНО как лучшие в школе.

— В Литературном тебя прямо-таки ожидают, уже расстелили красную ковровую дорожку и высматривают, не приближается ли Полянская Ирина. Не берут в Литературный после школы, и правильно делают. Что за писатель без жизненного опыта, что он может рассказать своим читателям? А вот в наш МЭСИ на «Статистику» вместо физики сдают историю, которую ты так любишь. Две математики, история и сочинение — такой набор вступительных экзаменов. Ты все эти предметы знаешь. Поступи, отучись, потом будешь делать, что хочешь, — уговаривала мама.

Я подумала и согласилась. Мой школьный аттестат составлял четыре целых семьдесят пять сотых балла (две четверки — по физике и труду), остальные — пятерки. По принятым тогда правилам я имела право держать всего два экзамена. Если наберу суммарно девять баллов, то поступлю автоматически. Конкурс в тот год был довольно значительный: зачисляли сто десять человек, а пришли поступать шесть сотен абитуриентов. Ко второй математике допустили лишь четыреста, двести человек отсеялось. Первую математику я сдала лихо, поскольку была готова к определенной «засаде» — задач и примеров на первом экзамене давали не четыре или шесть, как в других вузах, а восемнадцать, но не зря ж я занималась с преподавателем из МЭСИ. Многие абитуриенты, получив в задании столько задач и примеров, от неожиданности терялись. Я же, не останавливаясь и не теряя времени, щелкала задачки как орешки. Они все были несложными, главное, успеть решить. Получила четверку. Немного расстроилась. Я знала, что вторая математика посложней, хотя заданий будет только шесть. Уж сколько их перерешали мы с репетитором. Я почти не волновалась, пока не получила свой вариант задания. Вот где была засада. Варианты заданий, как нам объясняли на консультации, составляет компьютер, у каждого абитуриента, как у автомобиля, заранее обозначенный номер. Свой пронумерованный листок я читала и перечитывала, совершенно не врубаясь, что делать. Может, я просто сошла с ума от переутомления, переволновалась? Как может быть, что ни к одному из условий я не знаю, как подступиться? Заглянула в листок к соседу: там совершенно нормальные задачи, я бы с ходу их решила. Значит, дело не в моем волнении. И что дальше? Спросить с кого? В аудитории только дежурные студенты, назначенные следить, чтоб никто не списывал и не подсказывал. Я переписала условия задач на свой черновик и подняла руку:

— У меня тут что-то странное…

Студент-третьекурсник прижал палец к губам, подошел, взял в руки листок, посмотрел, пожал плечами:

— На экзамене запрещено разговаривать…

Я почувствовала унизительную беспомощность — вылить свою обиду было не на кого.

— Раз вы не можете разобраться с этим недоразумением, тогда я ухожу с экзамена. — С досады я повысила голос, пытаясь привлечь к себе общее внимание.

Все на секунду оторвались от своих листочков и вновь уткнулись. В зале стояла такая напряженная тишина, что слышался скрип абитуриентских мозгов. Мой сосед сочувственно покачал головой. Ко мне стремительно направилась старшая — наверное, аспирантка. Очки, накрашенные губы, пучок на голове для солидности. Она выпроводила меня в коридор и сообщила:

— Если вы с чем-то не согласны, то можете подать на апелляцию, но шуметь в зале категорически нельзя. Надо было хотя бы попробовать что-нибудь решить.

— Да?! Вы такое видели? Вы можете это решить? — Я ткнула ей в нос свой листок.

Она поморщилась, отодвинув мою руку и не взглянув на задание:

— Знаете, мне сейчас не до того, я должна быть в зале…

С этими словами она повернулась ко мне спиной и ушла, просвечивая противным розовым бюстгальтером сквозь белую блузку.

Мой преподаватель, к которому я отправилась прямиком с экзамена, изучил задачи и вздохнул:

— Эх, печально. Тебе попался завальный вариант: задачи с международных математических олимпиад. Подавать на апелляцию бесполезно: выбор компьютера, объективно придраться не к чему.

Сказать, что родители были расстроены, ничего не сказать. Они были абсолютно уверены в моем поступлении: родной институт, отличная подготовка, знакомые преподаватели (до сих пор некоторые живы).

Мама засучила рукава:

— Ира, не будем терять времени — поступим на вечерний, — бодро решила она.

— Учиться и работать, света белого не видеть, благодарю покорно, — сопротивлялась я.

— Потерпи год, сдашь зимнюю и летнюю сессии, и я тебя переведу на дневное отделение.

— Ты?

— Позвоню Женьке Воронину, нашему с папой бывшему сокурснику, он нынче большой начальник. Посодействует.

— А сразу нельзя было ему позвонить, чтоб меня не завалили?

— Кто ж мог предположить такой несчастный случай?

Мне совершенно не улыбалось мотаться вечерами в институт после работы, но надо знать мою маму — ей бесполезно возражать. Мама сразу после окончания института как стала начальником, так и оставалась им всю жизнь, в том числе в семье. Мама устроила меня в свое статуправление, где я абсолютно не могла филонить — каждый мой шаг был ей известен. Хорошо, что хоть в другой отдел, который подчинялся другому начальнику.

Год дался тяжко: я уставала, не высыпалась, сердилась, но… училась старательно. Мне очень хотелось стать настоящей студенткой, а не вечерницей. В вечерней группе все были старше меня, совершенно взрослые люди, у многих уже семьи, дети. Никакой студенческой жизни — только работа, учеба и домашние заботы. Ко мне относились как к ребенку — умненькой толстенькой потешной девочке. В учебе я действительно была умненькой — свежих школьных знаний мне на первый курс хватило с лихвой. Запросто щелкала задачи, помогала одногруппникам по всем предметам. А еще работает правило: объясняя другим, сам лучше