Читать книгу "Лихолетье - Евгений Васильевич Шалашов"

баню истопили. Ну, не забыл еще, где твоя келия была?

– Да вроде бы нет, – с трудом вымолвил Авраамий, поднимаясь с места. – Мы ж, отче, с тобой соседями были.

– Ну, туда и пойдешь. Раньше-то в ней брат Стефан жил, а теперь пустая стоит.

– Стефан? – невольно остановился келарь. – Это не тот ли, что при Иоанне царем был, Симеоном Бекбулатовичем? Князь Пожарский мне челобитную давал прочесть – инок Стефан, бывший хан Касимовский, пребывающий в Соловецком монастыре, челом бьет, молит перевести его куда-нить потеплее – в Череповский монастырь, али в Кирилло-Белозерский…

– Ну, про царя не знаю. Прибыл ко мне инок, инок и отбыл. Зачем мне монахи, что на сторону смотрят? Ну, а коли и был Стефан ханом Касимовским, али царем Московским, так это быльем поросло… Ступай себе. В келии все прибрано, все на месте. Послушника тебе в келейники определю, чтобы печку топил, да в делах помогал. Ну, сыне – с Богом…

Глава третья

Рыбная слобода и ее обитатели

Если бы не было Рыбной слободы, ее бы стоило выдумать. Стоит на слиянии трех рек – хочешь, плыви по Волге до Каспийского моря. Не хочешь – греби по Шексне, до Белого озера, а оттуда, по волокам – до Белого моря. Не нужна ни Волга, ни Шексна – пжалста вам, Молога, а от нее до Мсты по сухопутке, а там до Балтийского моря рукой подать. Даже в сию пору, когда крестьянин не пашет и не сеет, а посадский ремесленник и рад бы чего смастерить, да не из чего, а главное, на какие шиши? – из Рыбной слободы во все края идут барки, унжанки и черепанки, груженые товаром. Потому в слободе всегда многолюдно. Тут и крестьяне, что пришли заработать копеечку, нанимаясь бурлаками и грузчиками, и торговый люд – от мелких офеней, что весь товар несут на горбу, до маститых купчин, имеющих склады да лавки в Нижнем Новгороде и в Самаре. Не редкость и иноземных гостей встретить – смуглых и белобрысых, бородатых и бритых, в тюрбанах и меховых шапках, в фесках и широкополых шляпах.

Со времен, о которых никто не помнил, слобожане платили оброк красной рыбой, а царь Василий Иванович Шуйский стал требовать, окромя этого, по пять копеек со двора. Пять копеек слобожане пережили, не заметили. Вот когда Минин собирал ополчение, пришлось затягивать пояски – требовал говядарь земли русской неслыханную дань – десятую часть от всего добра!

Может, кто другой стал бы пороть горячку, но не рыбинский воевода Котов. Понимал, что начни орать да за грудки хватать – посадский люд его в Волге утопит. Собрал Александр Яковлевич городской собор, пригласил выборных ремесленников да именитых купцов. Сидели, кряхтели, головы ломали долго, но порешили – платить!

Пожарский сгинул – даже тела не нашли, Москва у ляхов, а слобода вроде бы и без власти. Опять собрал Котов народ, и опять кумекали: как дальше жить?

Оставшись без высшего начальства, Котов развернулся. Для начала поселил на своем дворе Тимофея Брягина, который лет двадцать в Засечной черте остроги ставил, а теперь слонялся не у дел, прося Христа ради на хлеб и на водку. Александр Яковлевич велел опохмелить мастера, отпоить его квасом, а потом два дня в бане парить.

Очухавшись, Брягин взял у воеводы две копейки и пошел на торг, но вместо водки (деньга штоф да полденьги огурец), купил бумаги (кипа – копейка!), перьев и чернил. Неделю бродил вокруг слободы и пачкал бумагу. Принес чертеж воеводе, а тот лишь за голову схватился. Но, пораскинув мозгами, принялся нанимать плотников и землекопов.

Не прошло и месяца, как потянулись к слободе плоты из бревен, телеги со щебенкой и камнем, мастеровые из Весьегонска, с Мологи. Даже из Новгорода Великого перебирались плотники. Шли поодиночке, артелями и целыми семьями. Денег больших за работу не просили. Рады были, что вообще что-то платят.

Купеческая старшина поначалу плечами пожимала. Ну, слобода, чай не посад, зачем ей стены?

Но когда вдоль Волги появились клети (вроде как срубы домов, только со щебнем внутри), а потом башни, затея им так понравилась, что пошли спрашивать – а хватит ли денег? Ежели что, то и подсобить согласны! Когда всем миром навалились, камня собрали столько, что хватило на две надвратные башни.

Купцы заподумывали, что неплохо бы отстроить каменный храм, а потом – перекинуть мост через Волгу, на левый берег, где был когда-то град Усть-Шехонск, что сгинул, но дал жизнь слободе. Без каменного храма, без моста слобода городом не станет… Ну очень хотелось купечеству, чтобы Рыбная слобода стала градом. Город, оно как – то солиднее. «Городовой воевода» звучит не в пример красивее, чем «слободской»… Но, опять-таки, как хошь обзовись, но толку не будет, если в слободе – посаде должной силы не будет.

Рыбная слобода росла и расширялась. Складов купеческих – немеряно, а сколько постоялых дворов, ведали только сам воевода да его помощник Николка, что был за казначея. В народе Рыбную слободу уже называли Рыбнинском.

В прежнее время воевода имел под рукой две сотни стрельцов. Один месяц – первая сотня в караул ходит, а вторая дома сидит, рыбу ловит или в лавках торгует, а потом, стало быть, наоборот. Со стенами и с башнями народу понадобилось больше. Теперь в слободской страже уже пять сотен. Брали не всех подряд, а только опытных ратников. Рядовыми караульными ходили стрельцы, успевшие повоевать под хоругвями Скопина-Шуйского и Пожарского, десятниками – дворяне, лишившиеся поместий, а сотниками – воеводы порубежных городов, что отошли к Польше и Швеции.

Хуже было с оружием. Бердыши и сабли, слава Богу, делали на месте. А вот с пищалями… Разоренная Тула ничего не давала, а в Устюжне Железопольской могли лить только пушки. Немецкое и аглицкое оружие поляки и свеи не пропускали. Но все-таки воеводе удавалось заполучить в оружейную кладовую (или, как теперь стало модно говорить, арсенал) иноземные ружья. Французские мушкеты проделывали такой путь, что диву даешься – из Марселя, по морю – в Стамбул, а оттуда, другим морем, – в Трапезунд. Потом, горными тропами контрабандистов, – в третье море, а потом – по Каспию и Волге в Рыбную слободу. За мушкеты, из-за которых неизвестные люди рисковали свободой и головами (во Франции за такую торговлю положены были галеры, а в Турции – смерть!) воеводе приходилось выкладывать по пятьдесят ефимков вместо обычных двадцати, но они того стоили. Кремневый замок, всобаченный хитромудрыми французами, был удобнее фитильного или колесцового. Но, купив сотню новых мушкетов, воевода решил – хватит. Казна не бездонная.

Старшина купеческая шушукалась – а не хочет ли Яковлевич себя князем объявить? Почесали