Читать книгу "Война и потусторонний мир - Дарья Раскина"

не простит. Я обещала не задерживать вас разговорами. Увидимся утром, друг мой, я передам письмо вашему императору с обещанием помощи.

Петр одернул рубашку, поправил ворот. Задел пальцами темляк – и застыл. Голова наконец прочистилась, и в памяти всплыло лицо Сашки, как он видел в последний раз – серое, бескровное, с серыми пятнами на шее. Вот ведь, и так, на грани смерти, оберегает его.

– Государыня… – начал он. – По правде, у меня есть к вам еще одно дело…

– Какое же? – Иверия смотрела удивленно, но без недовольства. Да и «друг мой» из ее уст звучало воодушевляюще.

– Моя сестра, Александра… Нельзя ли узнать, что с ней, нельзя ли увидеть?..

– Разве она здесь?

– Нет, она там, по другую сторону. Была ранена в бою, лежит без сознания. Едва дышит, но кто-то будто вытягивает из нее все силы. Доктор говорит, все в руках божьих, но я видел там, на поле, черных всадников на лошадях, из ноздрей которых валил дым. Вот я и подумал…

Иверия грустно улыбнулась.

– Мне очень жаль, Петр Михайлович… Но сраженный мертвой сталью уже не воротится к живым. Души, что забрал Кощей, в его владении, тут даже я ничего поделать не в силах. Это его добыча.

– Добыча? – Петр сжал кулаки от звериного слова. – Так ведь она жива! Что ему, мерзавцу, мертвых мало? Государыня, не ради себя прошу, ради невинной души. Можно ли… поговорить с ним, потребовать…

– Полно вам, Петр Михайлович, оставьте. – Иверия положила ладонь ему на грудь, успокаивая. – Тут ничего уже не изменишь. Мир между мной и Кощеем хлипок, только и держится на том, что мы договорились не наступать друг другу на пятки. Так что рисковать своим отечеством ради одной, пусть и невинной, души я не буду. – Когда Петр открыл рот, чтобы возразить, она посмотрела жестко и с намеком: – И вам не советую. Вашу сестру не вернуть, забудьте о ней.

– Разве можно забыть о своей плоти и крови?..

– Ради победы? Сами ответьте. – Иверия поднялась, растирая порозовевшие пальцы. – Идите, Петр Михайлович, вы получили то, за чем пришли, не испытывайте судьбу.

Сказано это было таким тоном, что означало скорее: «не испытывайте меня». В сочетании с похолодевшим взглядом и сухою улыбкой это не оставляло надежды.

Петру ничего не оставалось, как поклониться и выйти за порог.

* * *

Добравшись до отведенной ему комнаты, он упал в кресло и долго сидел, уронив голову на ладони. Красный темляк жег шею немым укором: ты, ты во всем виноват. Петр и не спорил: и в самом деле, виноват. Не уследил, не удержал, не смог вовремя положить конец неподобающим забавам. Не смог распознать, что для Сашки все серьезно, а ведь маменька еще на похоронах отца предупреждала: «Смотри за сестрой! Отец распустил, а теперь ее честь, ее будущее – твоя забота». И Петр заботился как мог, но этого не хватило. Вот и поплатился – только не соразмерно! Да, он не был строг, да, понимал, что просто так свою свободу Сашка не сдаст, но… сбежать? обмануть? отправиться к войску, переодевшись мужчиной? – кто мог о таком догадаться?

Петр сидел, а мысли уже складывались в строчки письма, адресованного сестре, как бывало и раньше. Что бы в жизни ни случалось, хорошее и плохое, – в дороге ли отвалилось колесо, или Анна сбежала с министерским сынком, не оставив даже записки, – он первым делом думал, как расскажет об этом Сашке и как потом будет смеяться или досадовать от ее ответов. Сейчас же… кому ему довериться, с кем делиться, от кого ждать участия?

«Господи, Сандра, как я без тебя? Единственный настоящий друг мой, родная душа, как ты только могла погибнуть? Нет, не могу об этом думать, темляк греет слишком живо… Ты будто все еще там, в деревне, ночами сбегаешь в лес на Делире, а днями сидишь у окна, досадуешь на коклюшки и ждешь от меня звона почтового колокольчика. Невозможно поверить, что изломанное тело твое, замотанное в окровавленные тряпки, трясется сейчас на телеге в сторону дома… Сандра-Сандра, если бы ты только послушалась, если бы приняла свою судьбу, разве пришлось бы мне осыпаться ледяным потом, вспоминая твое сизое лицо и закатившиеся глаза?»

В самом затылке вдруг зазудел маленький писклявый голос: «А то, что наговорил в последнюю встречу, что кричал в злобе, – не сам ли толкнул на побег?» Петр стиснул волосы меж пальцев. Нет, нет, это ложь. Что ему еще было делать, если Сашка не слушала? Если его и маменькины слова отскакивали от нее, словно пули на излете от уланской каски? Что он мог еще сказать, чтобы всыпать хоть щепоть здравого смысла? Весь тот ужасный спор о замужестве вышел от братской заботы, от мыслей о Сашкином счастье, от страха за ее судьбу. И пусть доводы его были обидны, но правдивы! «Ты не родная нам, хочешь до конца жизни слыть приживалкой?» – это были не столько его слова, сколько то, о чем шептались люди. И если бы Сашка не была по-отцовски упряма, если бы встала на его место, если бы согласилась хотя бы подумать о свадьбе, если бы безрассудство ее не оказалось сильнее страха, если бы, если бы, если бы…

«А ты помнишь, Сандра, как сидели на нашем клеверном поле, у пруда под старой ивой, и ты говорила, что мы все листья и рано или поздно падаем в воду, только кто-то – бесшумно, а кто-то – посылая по воде круги, и что ты больше всего мечтаешь упасть так, чтобы как можно сильнее взбаламутить воду своими кругами? И что же вышло? Упала ты неслышно, никто и не заметил, и только в моей груди такие волны, что впору захлебнуться…»

В дверь постучали, врываясь в мысли, заставляя вздрогнуть и испуганно оглядеться. Где это он? В Лесном царстве. Кто там? Ах да, Егор. Придется открыть, обещал же… Петр выдохнул, отнимая онемевшие пальцы от головы. Пригладил встопорщенные волосы. Застегнул переживания на все пуговицы и наскоро умылся.

Когда он открыл дверь, Егор уже подпирал стену напротив.

– Ну что, Петр Михайлович, вы готовы?

Петр поправил воротник, пряча темляк.

– Готов, – сказал он и кивнул на вертящуюся при великом князе небольшую суетливую собачку, белую с черными пятнами: – Кто это у вас?

– Да вот… прибилась тут, – сказал Егор, ласково глядя в умные темные глаза. – Ее величество предложила назвать Мушкой, за черные пятна, – вроде бы отзывается.

– Хорошая, – одобрил Петр, потрепав аккуратное длинное ухо. Собака если и не была чистым