Читать книгу "Дьявол сказал «бах» (ЛП) - Ричард Кадри"

всего, они не будут снова пробовать это на вас.

— Возможно, это вообще не попытка убийства, — говорит Мерихим. — Засада была бы хорошим способом скрыть психический эксперимент. Если бы нападавшие убили тебя, тем лучше. Если бы ты убил нападавших, единственной уликой были бы тела нескольких солдат-изгоев.

— В этом есть смысл. Одно дело убить Люцифера, но совсем другое — заколдовать его, — говорит Ипос. — Вы могли бы заставить его сделать что угодно. Что-нибудь непростительное.

— Что означает, что мне заново суждено пережить эту маленькую драму.

Ипос кивает. Мерихим берёт со стола гироскоп и крутит его не в ту сторону. Зловещий голос звучит высоко и странно. Демонический Элвин и бурундуки.

— Определённо.

— И это будет одновременно и тоньше, и серьёзнее. У нас есть доступ к изготовлению зелий в скинии. Я лично приготовлю несколько настоек, чтобы защитить тебя от психических атак.

— Что я хочу знать, так это почему сейчас? — спрашивает Ипос. — Спустя столько времени, зачем кому-то нападать на вас?

Я пожимаю плечами.

— Может кто-то застукал меня за подсчётом карт.

— Что-то изменилось. Они что-то обнаружили или боятся, что и ты сможешь, и им нужно убить тебя, прежде чем ты тоже это обнаружишь, — говорит Мерихим.

— Это ключ одержимости. Мейсон был не особо щедр на информацию. Он создал этот ключ и не хотел бы, чтобы им пользовался кто-то другой, так что вряд ли рядом валяется руководство пользователя. Возможно, владельцу потребовалось много времени, чтобы понять, как он работает, — предполагаю я.

Мерихим отмахивается от комментария.

— Возможно. Спекуляции бессмысленны. Нам нужно связаться со своими агентами в легионах и среди магического персонала дворца, чтобы узнать, что они смогут выяснить.

— Было что-нибудь интересное на заседании Совета? — спрашивает Ипос.

— Не особо. Мархосиас хотела трахнуть меня в своём лимузине, чтобы позлить остальных. Я назвал Буера нацистом и отправил их по домам смотреть немой фильм о хорошей архитектуре и безумном учёном.

— Звучит очаровательно, — кивает Мерихим.

— Там даже есть робот.

— Значит, шедевр.

— Нам нужно работать, — говорит Ипос.

Он ставит стакан на стол и нажимает на него. Стол качается на долю сантиметра по вертикали.

— Так я и думал. Вы сточили одну из ножек, перетаскивая его. Починю при следующей встрече.

— Я могу просто засунуть под неё спичечный коробок.

Он смотрит на меня.

— Нет, не можете. Может вы и управляете королевством, но я поддерживаю порядок во дворце. Это моя территория.

— Как скажете, господин Волшебник.

Когда они уходят, я сажусь за стол и закуриваю «Проклятие». Швыряю «Глок» в нижний ящик стола. Я не люблю «Глоки». Это оружейный эквивалент парня средних лет, покупающего «Порше».

Из верхнего ящика я достаю блестящий серебряный «Веритас». Эта монета — полезный маленький карманный оракул. Подобный штучка помогла мне выжить в мои первые несколько дней, когда я в первый раз сбежал обратно в Лос-Анджелес. «Веритас» видит настоящее и ближайшее будущее, и никогда не лжёт, хотя иногда из-за этого слегка дерьмово.

Я подбрасываю её и думаю: «Что теперь?». Она приземляется с изображением мужчины, вкладывающего деньги в руки женщины. Я уже видел этот символ раньше. Уличная проститутка и её клиент. По краю монеты идеальным адовским шрифтом написано: «Не делайте никаких долгосрочных инвестиций. Желаю вам отлично провести время». Вот что я имею в виду. Маленькая засранка могла бы просто сказать: «Ты обречён». Но ей нравится повыпендриваться.

Я бросаю «Веритас» обратно в стол, беру книгу и ложусь на диван. Я читаю главу о греческом философе по имени Эпикур. Этот парень был своего рода депрессивным свингером. Представьте особняк «Плейбоя» под управлением мистера Роджерса[26]. Эпикур был зациклен на наслаждении, но в скаредной манере ешь-овощи-а-то-не-получишь-десерт.

Избыток этой философской хрени нагоняет на меня сон, но, должно быть, Эпикур умел заглядывать в будущее, когда люди вроде меня не могут прочесть больше абзаца, не проверив и-мейл, потому что он выплёвывает важные вещи коротко и ясно. Вещь называется «Тетрафармакос» и является своего рода списком PowerPoint, как исправить всё, что тебя беспокоит. В ней говорится:

Не бойся бога.

Не беспокойся о смерти.

Благо легко достижимо.

Зло легко переносимо.

Он уловил по крайней мере половину правды. Лучше, чем большинство людей.

«Не бойся Бога». Нет проблем. Встречал я этого парня. У него был нервный срыв, и он разбит на большее количество осколков, чем я.

«Не беспокойся о смерти». Я уже умирал пару раз. Это было скучно.

«Благо легко достижимо». Вот где голова Эпикура начинает исчезать в его собственной заднице. Кажется, это общая проблема философов.

«Зло легко переносимо». Приятель, попробуй родиться полуангелом, получеловеком. Нефилим нарушает все правила Вселенной. Я родился Мерзостью, единственным живым существом, ненавидимым Небесами, Адом и Землёй. Примерь-ка это и скажи, насколько легко это вынести, сукин ты сын, пожиратель-виноградных-листьев.

Я бросаю книгу на пол. Это всё вина Самаэля. Мне следовало догадаться, что чтение станет частью моей пытки в Аду. В Лос-Анджелесе было намного веселее. Угонять автомобили, вырывать позвоночники у зомби и получать пули. Славные деньки.

Я встаю, нацарапываю записку большими печатными буквами и оставляю на столе на тот случай, если Касабян может её видеть.

КЭНДИ. Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ. СТАРК.

В библиотека Люцифера довольно ограниченный раздел художественной литературы. Я перебираю стопку книг возле дивана, пока не нахожу «Процесс» Франца Кафки. Она о парне, которого судят за что-то, чего он не понимает, обвиняемом людьми, которых он не может найти. Она охуенно смешная. Может и не первая в моём списке как провести вечер, но это лучше, чем возвращаться к грекам. Мне не нужна ещё одна лекция на тему морали от мёртвого парня. Меня половину моей жизни доставали ими.

Мои глаза резко открываются спустя несколько часов. Я сажусь. Я даже не помню, как заснул. Я встаю и проверяю гляделки. Лакеи во внеурочное время сортируют и подшивают бесконечные кипы дворцовых бумаг. Солдаты патрулируют территорию. Уборщики пытаются убрать кровь и щебёнку с ковров в вестибюле. Всё ожидаемо. Всё скучно. Славно.

В Лос-Анджелесе мне часто снился Ад. В Аду мне снится Лос-Анджелес, но от этого я не меньше тоскую по дому. Дом в моих снах — это не дом. Я вижу, как город становится мягким и погружается в пустыню. Целые кварталы поглощаются или просто исчезают с лица земли. Небо чёрное и в синяках, как в Аду, а затем снова становится нормальным. Иногда, вместо сражения на арене, мои сны об арене превращаются в залитый светом Голливуд и Вайн-стрит.

На этот раз я кружу вокруг адовца, размером и формой