Читать книгу "Смотрите, как мы танцуем - Лейла Слимани"

него как на воплощенную тайну.

Он поднял скальпель и приступил. Движения Аиши, работавшей напротив, были точны и уверенны, и профессор, подойдя к ней, что-то пробурчал себе под нос – по словам Давида, выразил восхищение. Давид спросил, делала ли она это раньше. И Аиша, обычно стеснявшаяся открыть рот, продолжая внимательно изучать опустевшие кровеносные сосуды, рассказала юноше, как у них на ферме праздновали Ид-аль-Кабир[12] и как она засовывала пальцы в аорту и сонную артерию барана.

Давид стал ее другом. Аише нравились его кудрявые волосы, густые брови и по-детски пухлые щеки, из-за которых он выглядел лет на шестнадцать-семнадцать. Давид принадлежал к еврейской общине Страсбурга, его отец работал преподавателем на факультете теологии. Позже Давид поведал Аише, что он потомок старинного рода эльзасских ученых. Ближе к вечеру они встречались в библиотеке и вместе занимались, на лекциях садились рядом. Зимой 1968 года он часто водил ее в кошерный ресторан, хозяйка которого обладала таким обширным задом, что едва протискивалась между столиками. Она по-матерински опекала молодых людей и настаивала, чтобы они доедали все до последнего кусочка, потому что учеба совсем их доконала. Она считала, что Аиша слишком худенькая, и каждый раз складывала в алюминиевый контейнер то, что девушка не смогла доесть, и заставляла забрать с собой. Бекеоффе[13], слоеные корзиночки с грибами, фаршированная рыба с рисом. Аише нравился этот ресторан, шумный зал, дым сигарет, в котором тонули лица гостей. А еще ей нравилось смотреть на Давида, поглощавшего еду с отменным аппетитом. В их дружбе не было ни намека на двусмысленность, ничего такого, что могло бы смутить. Аиша вообще считала себя дурнушкой и представить себе не могла, чтобы какой-нибудь молодой человек мог ею заинтересоваться. Кроме того, Аиша знала, что ее друг привязан к своей семье и религии, и его искренняя вера глубоко ее трогала. Она часто просила Давида рассказать об иудаизме, об обрядах и молитвах. И о том, какое место занимает Бог в его жизни. Она оказала ему особое доверие, поведав о своей любви к Деве Марии, о том, как раньше находила утешение, молясь в холодной часовне своей католической школы.

Той зимой Давид познакомил Аишу со своими лицейскими друзьями, с которыми встречался время от времени, студентами – философами, театроведами, экономистами. Аишу удивило, с какой сердечностью приняли ее эти молодые эльзасцы, как много вопросов они ей задавали, с каким восторгом слушали ее рассказы о детстве, проведенном на ферме. Иногда она немного смущалась оттого, что они так тепло с ней общаются, и у нее возникало ощущение, что она их обманывает, создавая ложное впечатление о себе. Они считали ее чуть ли не идеалом. Женщина из страны третьего мира, дочь крестьянина, арабка с курчавыми волосами и оливковой кожей, она сумела вырваться из своей социальной среды. Они часто спорили на политические темы. Спросили у нее, за кого она голосовала. Она ответила:

– Я никогда не голосовала. И мои родители тоже.

Они расспрашивали ее о положении женщин в Марокко, интересовались, знают ли в ее стране Симону де Бовуар. Аиша ответила, что никогда прежде о ней не слышала.

Они прощали ей, что она совершенно не разбирается в политической теории, что непонимающе таращит глаза, когда они рассуждают об историческом материализме. Аиша была робкой и некультурной. Однажды она призналась, что ни разу не участвовала в демонстрации и что у нее дома не читают газет. Во время дискуссий о классовой борьбе, о противостоянии империализму, о войне во Вьетнаме она чувствовала себя не в своей тарелке и молилась, чтобы никто не спросил ее мнения. Девушки посмеивались над Аишей, потому что любой пустяк заставлял ее краснеть, и она прикусывала щеки изнутри, когда кто-нибудь заговаривал о сексе и контрацепции. Для этих молодых людей Аиша была выше теории: она была грядущей революцией. Живым свидетельством того, что можно изменить свое общественное положение и, получив образование, добиться освобождения. Однажды Давид с друзьями притащили ее в кафе у подножия собора. Жозеф, парень в брюках цвета хаки и американской рубашке, пожелал узнать мнение Аиши о независимости Алжира и марокканцах, приехавших работать на заводах в департаменте Нор. Все смолкли в ожидании ее ответа. Аиша струхнула. Она решила, что ее сейчас будут в чем-то обвинять, что все сговорились против нее и сейчас разделаются с ней прилюдно, в этом шумном кафе, где они заставили ее заказать себе пиво. Она пролепетала, что ничего об этом не знает. Потом срывающимся голоском добавила, что не имеет ничего общего с этими марокканцами. Посмотрела на часы и сказала, что, к сожалению, вынуждена их покинуть. Ей надо заниматься.

На медицинском факультете ее считали блестящей студенткой, лучшей из лучших, а потому она, будучи достойной дочерью своего отца, опасалась зависти окружающих. Сокурсники смеялись над ней, над ее испуганным выражением лица, над тем, как она, зажав под мышкой книги, сломя голову носилась по коридорам, и волосы у нее стояли дыбом. Ее считали зажатой, пугливой, слишком почтительной по отношению к преподавателям и их авторитету. Во время лекций она была так сосредоточенна, что казалось, никого вокруг не замечала. Она грызла ручку и выплевывала кусочки пластика в ладонь. Часто у нее на губах оставались чернильные пятнышки. Но больше всего ее товарищей раздражала ее привычка выдергивать у себя волоски вокруг лба. Она делала это неосознанно, и к концу лекции весь ее стол был усыпан волосами.

Аишу интересовала только медицина. Ее нисколько не волновали ни палестино-израильский конфликт, ни судьба де Голля, ни положение негров в Америке. Ее завораживали, приводили в состояние экзальтации только невероятные процессы в человеческом организме. К примеру, тот факт, что вся поглощенная нами еда усваивается и каждая ее составляющая направляется именно туда, куда нужно. Ее потрясало упорство и хитроумие болезней, проникавших в здоровое тело с четко намеченной целью – уничтожить его. Она читала в газетах только научные статьи, ее живо заинтересовало сообщение о пересадке сердца, сделанной в Южной Африке. Она обладала исключительной памятью, Давид, когда работал с ней, то и дело повторял:

– Я не поспеваю за тобой, ты слишком быстро соображаешь.

Давида поражало ее умение сосредоточиться, легкость, с какой она изучала различные клинические случаи. Однажды, когда они выходили из библиотеки, он спросил, откуда у нее взялась такая страсть к медицине. Аиша засунула руки в карманы куртки и, задумавшись на несколько секунд, ответила:

– В отличие от твоих друзей, я не верю, что можно изменить мир. Но можно лечить болезни, а