Читать книгу "День твоей смерти - Марина Серова"

Взяв яблоко, я уселась в мягкую грушу и задумалась о том, как мне охранять Лизавету. Эта женщина явно была не из тех, кто позволит мне скучать. В тот момент, когда в мою голову пришла мысль, а не подбросить ли ей куда-нибудь маячок, в дверь постучались.

— Да-да! — произнесла я, ожидая увидеть кого-нибудь из прислуги.

— Женек, это я! — Елизавета Константиновна, одетая в купленный сегодня сарафан, прошмыгнула в детскую и закрыла дверь поплотнее. На голове у нее был тюрбан, из-под которого выбивалась зеленая прядка. Расположившись во второй груше, она с уважением произнесла: — До меня дошли слухи, что ты спасла Степана, жизнь которого висела на волоске. Пожалуй, он единственный человек из всей прислуги, нанятой Аленой, которого мне было бы жаль. У тебя сегодня день подвигов, что ли? Спасибо за то, что помогла задержать вора. Иначе весь сегодняшний шопинг пошел бы насмарку. Знаешь, Женек, а ведь я думала, что ты вылетишь из бутика как угорелая, разумеется, без покупки, станешь метаться по торговому центру, расспрашивать людей, не видел ли кто меня, но я ошиблась. Ты степенно вышла из магазина, переложила пакет из одной руки в другую и, как мне потом показалось, осознала всю никчемность своей работы и отправилась по своим делам. Но ты снова удивила меня. Из тебя еще может получиться что-нибудь путное… Давай с тобой решать, что мы будем делать дальше.

Лизавета смотрела на меня, ожидая ответной реплики. Точка в нашем разговоре, состоявшемся на крыльце тату-салона, оказывается, не была поставлена. Андреева-старшая любой ценой хотела высвободиться из-под моей опеки, а мне предстояло выполнять диаметрально противоположную задачу — следовать за ней по пятам, обеспечивая безопасность. Похоже, Дмитрий знал, что его матушка всеми правдами и неправдами станет препятствовать выполнению моих прямых обязанностей, но не осмелился сказать мне об этом открытым текстом.

— Вы о чем? — я непонимающе воззрилась на хозяйку дома.

— Брось! Ты все прекрасно поняла. Назови сумму, которая тебя устроит.

— Ваш сын платит мне достаточно для того, чтобы я выполняла свою работу на совесть, — проговорила я, тщательно подбирая каждое слово.

— Какая же ты скучная! Так же нельзя! — возмутилась Лизавета. — Я к твоим годам уже все в жизни успела попробовать, а что было в твоей?

— Много чего было, — ответила я, не вдаваясь ни в какие подробности.

— Попробую угадать. — Андреева лукаво прищурилась, изучая меня. Потом не без сарказма стала излагать свои умозаключения. — Самое интересное, что с тобой было, так это секция карате, в которой полно мужиков, которым до тебя не было никакого дела. Хотя, возможно, там нашелся один, который на спор решил с тобой переспать, но ты догадалась об этом и накостыляла ему так, что он месяц о женщинах даже не вспоминал. Я права?

— Допустим, секция карате — это слишком примитивно, в моей жизни была Ворошиловка…

— Ворошиловка? — переспросила Лизавета, и когда я кивнула ей, подтверждая это, она с недоверием уточнила: — Это закрытая школа, в которой готовят спецагентов?

— Она самая. А вы откуда о ней знаете?

— О! — протянула она, загадочно улыбнувшись. — В моей жизни было много мужчин, и один из них прошел через Ворошиловку. Если то, что он рассказывал, правда и ты прошла через те же испытания, то у меня вряд ли хватит аргументов, чтобы тебя переубедить. Ты же солдафонка, которой всерьез промыли мозги, поэтому все блага мирной жизни для тебя ничто по сравнению с высокой идеей спасения мира. Деточка, а тебе не претит, что вместо выполнения миссии вселенского масштаба приходится охранять обычную пенсионерку, сын которой решил пустить деньги на ветер?

Лизавета откровенно пыталась меня поддеть, вывести из состояния душевного равновесия. Ее расчет, похоже, был на то, что я обижусь на нее и откажусь от этой работы. Я была знакома с такой тактикой поведения тех, кого мне приходилось охранять против их воли. Но то были подростки или студенты-мажоры с обостренным чувством самолюбия, считающие, что обеспечение их безопасности — это синоним посягательства на их личную свободу. Для них «хочу» стояло над такими понятиями, как «надо» и «могу». Андреева вела себя как подросток, собственно, в душе она им и осталась. Ей нравилось эпатировать окружающих своей внешностью и смотреть на мир через призму своих желаний. Я справлялась с капризными юнцами, так неужели не справлюсь с этой бабулей?

— Елизавета Константиновна, вы правы, мне промыли мозги в Ворошиловке, — я решила воспользоваться методом присоединения, который позволяет расположить к себе оппонента, — поэтому свернуть меня с пути, по которому я иду, не получится.

— Я уж это поняла. Бедная девочка, как же мне тебя жалко! — Андреева произнесла это с неподдельным чувством сострадания. — Может, мне оплатить для тебя услуги психолога? Вернешься к нормальной жизни, будешь наверстывать упущенное…

— А что, по-вашему, включает в себя понятие «нормальная жизнь»? — поинтересовалась я.

— Это… — Лизавета задумалась. — Много чего. Уж во всяком случае, не работа охранницей! Тебе еще со мной повезло. Моей жизни ничто не угрожает, поэтому опасности для тебя никакой нет. Но ведь, наверное, тебе приходится рисковать жизнью? Погоди, так ты из-за адреналина, что ли, в телохранители подалась?

— Можно сказать и так, — я не стала возражать, продолжая действовать по методу присоединения.

— Ясно. Тогда прошу прощения, со мной тебе адреналиновой встряски не видать. Ладно, — Елизавета Константиновна примирительно махнула рукой, — так и быть! Охраняй меня! Сегодня вечером я поеду в клуб. Мы с тобой поедем в клуб. Я покажу тебе, как надо зажигать!

Игриво подмигнув мне, Андреева поднялась из второго кресла-груши и вышла из комнаты. Вскоре в дверь снова постучали.

— Входите! — крикнула я.

— Я пришла узнать, — сказала Клавдия. — Может, вам что-то нужно?

— Нет, спасибо, — ответила я, но домработница продолжала топтаться у порога. — Вы что-то сказать мне хотели?

— Да. — Клава закрыла дверь и прошла в комнату. Поправив мягкую грушу, которую примяла хозяйка, она постояла около нее, но так и не решилась сесть. — Вы это… простите нас за то, что мы сразу не сказали вам про Лизавету.

— Проехали!

— Нет, не проехали. — Клавдия покосилась на дверь и перешла на шепот: — Ох, и намучаетесь вы с ней! Еще ни один телохранитель, которых нанимал Дмитрий Борисович, с ней не смог поладить.

— А мне и не нужно с ней ладить. Моя задача — ее охранять, — заметила я.

— Оно, конечно, так, только характер у Лизаветы очень непростой. Это она при сыне и внуках вся такая шелковая, но стоит им уехать, как она будто с цепи срывается. Женщине седьмой десяток, она ведет себя как трудный подросток.

— Седьмой десяток? — удивилась я. — Мне казалось, что ей лет пятьдесят семь.

— Шестьдесят три, — уточнила домработница. — Это она сейчас стала за собой ухаживать, на всякие SPA-процедуры ходить. Вы бы видели, как она выглядела, когда только появилась в этом доме! Я, честно говоря, подумала, что она бабушка Дмитрия Борисовича, а не мать. Мы все в шоке от ее татуировок были.