Читать книгу "Такой чудесный день - Айра Левин"

Посреди белых бетонных зданий, которые чем дальше от центра, тем становились ниже, расположилась широкая розовая площадка, где около двухсот детей играли и делали упражнения под присмотром десятка воспитателей в белых комбинезонах. Ребята, голенькие, загорелые и черноволосые, лазали сквозь красные и желтые цилиндры, качались на качелях и занимались вместе гимнастикой. В тенистом уголке, на плитах, выложенных мозаикой для игры в «классики», пятеро сбились в тесную, тихую кучку. Четверо слушали, один говорил.

– Они ловят зверей, едят их мясо и носят шкуры, – произнес рассказчик, мальчик лет восьми. – И еще они… это называется «дерутся», специально делают больно – руками, камнями и всякими штуками. Они друг дружку совсем не любят и никому не помогают.

Слушатели широко раскрыли глаза. Девочка помладше усомнилась:

– Браслет не снимается. Никак. – Она потянула пальцем свой собственный, показывая, какой он прочный.

– Снимается, если есть инструменты, – ответил мальчик. – Ведь снимают, когда добавляют звенья.

– На одну секундочку.

– Но ведь снимают?

– А где они живут? – поинтересовалась другая девочка.

– На вершинах гор. В глубоких пещерах. Везде, где их не найти.

– Они, наверно, больные, – сказала первая девочка.

– Конечно! – рассмеялся мальчик. – «Неизлечимый» – значит больной. Их называют неизлечимыми, потому что они очень-очень больные.

Младший из кружка, мальчик лет шести, спросил:

– А терапия?

Его старший товарищ посмотрел презрительно.

– Без браслетов? В пещере?

– Почему они болеют? – продолжал шестилетний мальчик. – У них ведь есть терапия, пока они еще не убежали?

– Терапия не всегда помогает.

Шестилетка изумленно выпучил глаза.

– Всегда.

– Нет.

– Вот те раз! Вы почему сидите так близко? – К ним подошла воспитательница с волейбольными мячами под мышками. – Во что играете? «Где спрятался кролик»?

Дети мгновенно отпрянули друг от друга, образовав круг пошире, – все, кроме шестилетнего мальчика, который не двинулся с места. Воспитательница посмотрела на него с любопытством.

Из динамиков донеслась короткая трель.

– В душ и одеваться, – велела воспитательница, и дети бросились прочь.

– В душ и одеваться! – крикнула она ребятам, игравшим в мяч.

Шестилетка встал, а она присела и озабоченно посмотрела на его хмурое, несчастное личико.

– Что случилось?

Мальчик, левый глаз которого был карим, как у всех, а правый – зеленым, заморгал.

Воспитательница бросила мячи, повернула запястье малыша, взглянула на браслет и мягко взяла его за плечи.

– В чем дело, Ли? Ты проиграл? Ты же знаешь: проиграть и выиграть – одно и то же.

Мальчик кивнул.

– Главное, что весело и полезно для здоровья, верно?

Мальчик снова кивнул и слабо улыбнулся.

– Уже лучше. Немного лучше. Ты больше не похож на старую грустную обезьянку.

Он улыбнулся пошире.

– В душ и одеваться. – Она облегченно развернула его и шлепнула по попе. – Давай, бегом!

Мальчик, которого иногда называли Скол, а чаще Ли, – цифроимя Ли РМ35М4419 – за ужином не проронил почти ни слова, зато его сестра Мира болтала без умолку, и родители не заметили молчания сына. Мать внимательно в него вгляделась, только когда все четверо сидели перед телевизором.

– Скол, у тебя что-то болит?

– Нет.

– Молчит весь вечер, – повернулась она к отцу.

– У меня ничего не болит, – повторил Скол.

– Тогда почему ты такой тихий?

– Ш-ш, – прервал отец.

Экран вспыхнул, настраивалось изображение.

Когда первый час подошел к концу и детям пора было спать, мама направилась в ванную, где Скол уже почистил зубы и отсоединял головку щетки от ручки.

– Что случилось? Кто-нибудь дразнил тебя из-за глаза?

– Нет, – ответил он и покраснел.

– Сполосни, – сказала она.

– Я сполоснул.

– Сполосни!

Он сполоснул чистящую головку, выпрямил ее и повесил на место.

– Иисус сказал. Иисус ДВ. Когда мы играли…

– Что сказал? Про глаз?

– Нет. Никто не говорит про глаз.

– Тогда что?

Скол пожал плечами.

– Про товарищей, которые… болеют и уходят из Семьи. Убегают и снимают браслеты.

Мать встревожилась.

– Про неизлечимых?

Он кивнул, еще больше волнуясь оттого, что она нервничает и что знает слово.

– Это правда?

– Нет, не правда. Нет. Я позвоню Бобу. Он все тебе объяснит.

Она поспешно вышла, на пороге чуть не задев Миру, которая застегивала пижаму.

– Две минуты. Они легли? – спросил в гостиной ее муж.

– Кто-то из детей рассказал Сколу про неизлечимых.

– Злость побери!

– Я звоню Бобу.

– Девятый час.

– Ничего, придет. – Она коснулась браслетом панели телефона, произнесла вслух цифроимя «Боб НЕ 20Г3018», напечатанное красными буквами на карточке под экраном, и нервно потерла руки. – Я чувствовала, что с ним что-то не так. За весь вечер не сказал ни слова.

Отец встал и направился к двери.

– Пойду поговорю с ним.

– Пусть лучше Боб! Уложи Миру, она еще в ванной!

Двадцать минут спустя пришел Боб.

– Он у себя, – сказала мать.

– Вы оба смотрите телевизор. Садитесь, садитесь. – Он улыбнулся. – Волноваться не о чем. Поверьте. Такое случается сплошь и рядом.

– До сих пор? – спросил отец.

– Конечно. И через сто лет будет то же самое. Дети есть дети.

На их памяти Боб был самым молодым наставником, – ему не исполнилось и двадцати двух; только год, как окончил Академию, а ни малейшей робости, наоборот: спокойствию и уверенности позавидовали бы пятидесятилетние.