Читать книгу "Тайга заповедная (сборник) - Тамара Булевич"

Дмитрий Амосов – рослый красавец с копной тёмных, вечно косматых, непослушных волос был коренным сибиряком, потомком первых казаков – переселенцев с Дона и Поволжья. Аборигены Енисейской губернии их называли чалдонами. Общительный и услужливый, он со всеми находил нужный разговор, был лидером у деревенских мужиков. Те роились вокруг него и липли, как шмели на сахар. По вечерам в будние дни в амосовской кузне лавок не хватало. Сидели на полу, постелив под себя лоскуты старой кошмы, и расходились по домам за полночь, частенько гонимые незлобивой женой хозяина Людмилой.

На шумных гулянках Дмитрий, лихо распластав ромашковые меха старенькой гармошки и едва успев пройтись по аккордам, как тут же был настоятельно востребован друзьями. Они торопили и до самой ночи не давали ему никакого продыху: спой да спой. Есть в заимке певцы и поголосистей, но застольный народ настойчиво требовал одного: «Давай, Амосов, давай!»

И он затягивал одну за другой старинные казачьи песни. Негромко, с лёгкой хрипотцой, раскатистым, будто Тунгуска на порогах, голосом. Селяне начинали ему несмело, нестройно подтягивать, подвывать. Либо тихо, улыбчиво кивали, а кто и потаённо смахивал увесистыми кулаками быструю талую слезу души.

Дома Амосов не навязывал своего главенства. Безмерно любил раскосую красавицу Людмилу, однажды летним вечером выкраденную им из богатого чума. Отец девушки, уважаемый и знатный оленевод Эмидак Монго, пообещал её в жёны известному в Приангарье охотнику Онкоулю Момолю. Степенный, знающий себе и своему слову цену Монго слушать не хотел о другом зяте. И вовсе не потому, что Момоль давал за невесту десять оленей, десять ящиков водки и пятьдесят баргузинских соболей. Да каждое лето на годовщину свадьбы обещал дарить тестю по шкуре медведя да рога сохатого в придачу. «Подумай, дочь! – уговаривал отец Людмилу. – Завидный жених из древнего рода желает тебя в жёны. Момоль – такой же, как мы, эвенк. Сын тайги. Преданно служит ей. А как ты собираешься жить в поселке без Энин-Буги, прародительницы нашей, оленихи-мамы?!»

Но были запоздалыми доводы и уговоры отца. К тому времени Дмитрий и Людмила уже полюбили друг друга и торопились стать мужем и женой. Познакомились влюблённые в Байките на слёте молодых буровиков нефтеразведки, где Дима в фойе клуба пел под гитару «Главное, ребята, сердцем не стареть!» Тогда напротив него стояла черноволосая девушка с распахнутыми, темнее ночи, лукавыми глазищами и слишком откровенно разглядывала симпатичного парня. В какое-то мгновение молодого исполнителя так захлестнуло волной её флюидов, что у того горло перехватило. Казалось, сердце вот-вот вырвется из груди и, пылая, полетит к чаровнице. Возгорелся певец. Вспотел, задохнулся, забыв про всё на свете, где он есть, что делает. Не допев песню, смущённо извиняясь перед зрителями, Дмитрий торопливо отдал гитару в руки виновницы его провала. Та восхищённо, счастливо приняла её, словно севшую на ладони жар-птицу. Потом они долго бродили по звенящим солнцем и весной улицам, рассказывали о себе самое сокровенное, потаённое. А вечером спустились к причалу, где к назначенному часу уже стояла моторка, присланная за Людмилой отцом Эмидаком.

Потеряв рассудок от нахлынувших, неподвластных чувств первой влюблённости и первой разлуки, Дмитрий растерялся, не зная, как воспрепятствовать расставанию, потому что уже не представлял своей жизни без этого лесного чуда – во всем свете единственной и самой прелестной девушки. Ничего не придумав и чувствуя на себе отталкивающий прочь колючий взгляд старого эвенка, торопливо сел рядом с Людмилой в лодку, которая полетела вниз по Тунгуске стремительной белокрылой птицей.

До стойбища добрались быстро. Дмитрий сначала помог седовласому лодочнику вытащить моторку на берег, а потом на руках вынес к натоптанной прибрежной тропе своё сокровище. Вскоре все предстали перед строгим взглядом Эмидака Монго, уничтожающе сердито смотрящего на незваного луча[1]. Тот, признаться, вовсе не ожидал такого приёма. Оробел, сник. Не в его характере было терпеть такое унижение, но сделал вид, будто и не заметил этого.

Красивый, крепкого сложения отец Людмилы что-то сказал пожилому лодочнику. Тот легонько подтолкнул парня к двери чума, а жестами рук указывал ему идти в сторону реки. Однако трепетно дрожащие, крепко переплетенные руки влюбленных никак не удавалось разъединить. Они то расслаблялись, то вновь сцеплялись намертво, давая Людмиле и Дмитрию возможность побыть рядом ещё на минуту дольше.