Читать книгу "Вечер, полный сюрпризов - Нина Харрингтон"

Роб Бересфорд, медленно расправив плечи и выпрямившись во весь рост, вышел из длинного лимузина на красную ковровую дорожку к новой престижной художественной галерее Лондона. Он поправил доходящую до воротничка гриву волнистых волос давно отрепетированным жестом, по мнению отдела маркетинга группы принадлежащих ему отелей, ставшим его визитной карточкой.

– Убедись, что поклонники видят твои фантастические плечи и голову, – твердила агент Салли. – Именно на них смотрят женщины. Пользуйся, пока можешь.

Да, все это радости саморекламы. Двадцать лет в гостиничном бизнесе хорошо вымуштровали Роба. Он говорил журналистам все, что они хотели услышать, они любили его за это. Подавали то в хорошем, то в дурном свете, играющим по правилам и без, в зависимости от обстоятельств. Жаль только, на его дурной славе больше зарабатывали папарацци, не используя факты из его настоящей жизни, например работу на кухне, создание кулинарных рецептов, собиравших многочисленные призы на конкурсах. Они хотели, чтобы он бесчинствовал и разбивал камеры, бросался в драку от неосторожно брошенного слова или терял голову от нападок на его семью или блюда.

Бересфорд, которого они хотели видеть, – молодой шеф-повар со скандальной славой, который взял за грудки самого знаменитого ресторанного критика в Чикаго и выбросил из ресторана за то, что тот посмел сделать замечание по поводу бифштекса.

Иногда он уставал, заскучав плясать под их дудку, совершать им на потребу глупости, о которых вскоре сожалел.

Сегодня он здесь не для поддержания репутации, рекламы на телевидении или увеличения продажи своих книг. Сегодня успех нужен не ему. И он готов сделать все, чтобы привлечь внимание публики. На нем лучший костюм, он зазубрил роль и будет ее играть до появления настоящей звезды. Сегодня толпа его поклонников способствует успеху галереи. И художнику, чьи работы отобраны, чтобы с помпой отметить грандиозное открытие. Адель Форрестер. Художница. Его мать.

В глубине души он дрожал от страха, но быстро спрятал напряжение на лице за широкой улыбкой, никто и не заметил, что он нервничает сверх меры.

Он сможет расслабиться, только когда вернется в гостиницу с матерью, поздравит ее с успехом и с тем, что ее картины стали продаваться ошеломляюще быстро.

План прост. Они приедут вместе, она поприветствует публику, он сопроводит ее к экспозиции под аплодисменты поклонников и любителей искусства. Гордый матерью сын. Мать – звезда. Словом, победители.

Но это только план.

Прошедшая неделя пролетела в тумане приготовлений, а за сутки до открытия вирус гриппа, свирепствовавший в Калифорнии, свалил ее на целый день. К этому добавился нервный срыв.

Еще час назад он думал, что все образуется, мама даже оделась и накрасилась, улыбающаяся и счастливая, ведь ее восьмилетний труд наконец предстанет перед публикой.

Но она совершила ошибку: пошла через главный выход отеля, увидела прессу и в смущении вернулась в номер, побледнев и едва дыша. Пытаясь победить панику, убеждала себя, что справится и самостоятельно пройдет по красной дорожке. Это возможность показать себя без того, чтобы красавчик сын затмил ее выход в свет.

Потому в лимузине он был один. Она пряталась в гостиничном номере. Старалась расслабиться, боясь сделать несколько шагов по ковровой дорожке под фотовспышками.

От мысли, что его прекрасная мать считает себя недостаточно хорошей для этой толпы, кровь кипела от возмущения. Они и понятия не имели, как много ей пришлось пережить за последние несколько лет. И никогда об этом не узнают.

Пятнадцать лет назад он дал матери слово, что будет защищать ее и заботиться о ней, хранить любые тайны. И он сдержал обещание, невзирая на то, как это усложнило его жизнь и скольких усилий стоило защитить ее. Он стал управлять гостиницами Бересфордов в городах, где были самые лучшие психиатрические центры, и отказывался от предложений, за которые другие шеф-повара могли бы пойти на убийство, только затем, чтобы обеспечить ей столь необходимое стабильное окружение.

Нельзя сказать, что она так уж любила жить в городе. Сколько раз он, не успев переодеться, спешил в аэропорт в поварском одеянии, чтобы лететь с ней в какое-нибудь вдохновляющее место, о котором она узнала несколько часов назад, поскольку это именно то, что ей сейчас нужно, чтобы завершить работу. И ей необходимо ехать именно сегодня, иначе жизнь будет разбита вдребезги.

Пройти по красной ковровой дорожке с улыбкой на лице – небольшая цена за возможность поддержать мать финансово и эмоционально.

Роб обежал глазами ряды фотографов, прижавшихся к заграждению по обеим сторонам узкого входа, узнал несколько знакомых папарацци, следовавших по пятам, куда бы он ни пошел, кивнул им и помахал рукой. Остальные быстро заняли позиции на импровизированной баррикаде, выкрикивая его имя и требуя принять ту или иную позу.

Поклонники держали плакаты с его именем. Мелькали фотовспышки. Все во что бы то ни стало желали запечатлеть его редкое появление на публике, тем более он совсем недавно признан шеф-поваром года. В который раз.

Он медленно поворачивался из стороны в сторону на фоне огромной афиши гала-выставки работ Адель Форрестер, стараясь, чтобы ее портрет все время был фоном фотографий.

Одна рука в левом кармане брюк, другая – поднята в приветствии. Безупречная белая сорочка престижной фирмы и темный дизайнерский костюм. Это было бы слишком обычно, если бы не его умение держаться с таким шиком. Он расправил плечи, поднял подбородок и пошел работать на публику.

Ему пришлось создавать этот образ каждый день в течение десяти лет, но это хорошо работало на всю семью Бересфорд, а теперь вот появился шанс помочь матушке.

Симпатичная брюнетка лет двадцати с книгой в руках тянулась к нему, врезавшись животом в ограждение. Она так низко опустила плечи, что открылся прекрасный вид на ее пышное декольте. Роб быстро шагнул вперед, улыбнулся, тут же появилась ручка, и вот уже на обложке красуется цветистый автограф, а толпа позади девушки беснуется, визжит и выкрикивает его имя так громко, что ломит уши.

Он медленно шел по дорожке. Подписал одну их самых первых книг, потом одну из афиш шоу, идущего в его ресторане.

И тут пошли вопросы. Один мужской голос, другой.

– Появится ли Адель на шоу сегодня вечером или уклонится, как в прошлый раз?

– Где вы прячете маму, Роб?

– Вы поместили ее в тот же реабилитационный центр? Это единственный приют для художницы в эти дни?

– Верны ли слухи, что она бросит рисовать после этой выставки?

Вопросы сыпались отовсюду, громче и громче, ближе и ближе, становились острее, всем не терпелось узнать, где сейчас его мать.

Они гнали его, как волка на охоте. Жалили сильнее и сильнее, жадно ожидая его реакции. Хотели, чтобы он взорвался. Сорвал камеру с чьей-нибудь шеи, а лучше – поставил кому-нибудь синяк под глазом.