Читать книгу "Генерал - Дмитрий Вересов"

Мое поколение застало советскую власть в обличье Степаниды Власьевны, барыни упрямой, падкой на лесть, слегка маразматической – но в целом незлобной и, как говорится, «жить позволяла», причем во многих отношениях вполне достойно. (А ведь правда, ни до, ни после – ни при царизме, ни, увы, при сегодняшней «банановой» полудиктатуре – не было в нашей большой стране практически поголовно сытого и грамотного населения.) Порой казалось: нашей бы Степаниде еще чуть-чуть мозгов, воли, здравого смысла – и все будет классно.

Классно не стало.

И вот теперь, старея и ностальгируя, наблюдая пустоглазое «кувшинное рыло» нынешнего истеблишмента и чудовищную нравственно-интеллектуальную деградацию общества и власти, мы не только с теплотой вспоминаем бровасто-брыластую матушку Степаниду, но и почти рефлекторно перебрасываем эту теплоту на предшествующие ее воплощения – в особенности на усатый облик «эффективного менеджера» и «лучшего друга физкультурников». Те, кто еще позавчера жадно читал Солженицына в «слепых» машинописных копиях и выхватывал друг у друга из рук перестроечные «Огоньки», сегодня витийствуют про гениального вождя и полководца, сурового и справедливого, как Стивен Сигал. Другие же, не сумевшие и не захотевшие «поступиться принципами», талдычат про кровожадное чудовище, пожравшее лучшую половину собственных подданных. И, что характерно, ни те ни другие не хотят разобраться в предмете спора по существу, да и убедить друг друга в своей правоте особо не стремятся – лишь бы перекричать, заклеймить, пригвоздить…

И хотя моя книга отнюдь не про товарища Сталина, события, в ней отраженные, не только напрямую связаны с этой нерядовой по всех отношениях личностью, но почти всецело этой личностью обусловлены. Поэтому небольшой экскурс в данном направлении представляется мне важным и необходимым.

Исторически появление фигуры такого типа было фактически неизбежным, причем в контексте как национальном, так и мировом.

Начнем с национального. К 1917 году Российская империя стремительно, хоть и в целом закономерно, пошла в окончательный разнос, и осенью власть в ней даже не захватила, а практически подобрала маргинальная политическая группировка, вполне подпадающая под определение «экстремистской тоталитарной секты». Сочетание утопически-бредовой по существу, но броской, привлекательной и понятной массам идеологии, четкой организации, террористических методов и благоприятных внешних факторов позволило данной секте ценой большой крови эту власть удержать. Однако, будучи «заточенной» на непримиримую борьбу, в организации мирной жизни она, мягко говоря, не преуспела. Ставка на «новую экономическую политику», благами которой сумела воспользоваться лишь ничтожно малая часть населения, не сыграла, как и ставка на «мировую революцию» с последующей всемирной кооперацией пролетариата. Ценой несоразмерно больших усилий удалось осуществить лишь малую часть амбициозных, порой доходящих до откровенной маниловщины, проектов новой власти. Виноватыми, разумеется, были объявлены враги и вредители, в число которых наряду с традиционной уже «недобитой контрой» и «мелкобуржуазными умниками» начали попадать и партийно-хозяйственные «перерожденцы». Репрессивный аппарат, никогда не простаивавший без дела, по мере нарастания кризиса вновь заработал на полную катушку – и это еще до выхода на авансцену товарища Сталина с его «группой поддержки». А потом произошло неизбежное: победившая революция выдвинула из собственных рядов Великого Вождя и, по совместительству, могильщика самой же революции.

Теперь о мировых, точнее, в данном случае, общеевропейских делах. С середины 20-х и на протяжении всех 30-х годов XX века главным, как говорится, трендом оказывается становление, в том или ином виде, фашистских и полуфашистских диктатур, а те континентальные страны, в которых этот сценарий не реализовался, были вскоре, за малым исключением, придавлены немецким кованым сапогом. При этом в каждой стране диктатура имела свой отчетливо национальный характер, и местные «фюреры» (кроме совсем уж марионеточных, вроде норвежского Квислинга или хорватского Павелича) отнюдь не были слепым орудием в руках фюрера германского. Так, лучшего друга Муссолини австрийского диктатора Дольфуса гитлеровцам пришлось ликвидировать, а самого Муссолини, как и венгра Хорти, – приручить путем оккупации их стран в 1943–1944 годах. Франко в Испании и Маннергейм в Финляндии вели и вовсе самостоятельную политику.

Собственно Иосиф Виссарионович идеально вписывается в этот ряд европейских диктаторов – с той, однако, принципиальной разницей, что свой фашизм он строил на большевистской платформе. Отсюда и радикальная разница в риторике и пропаганде («классовое» взамен «национального»), в методах «мобилизационного» экономического регулирования. Отсюда и беспрецедентно жесткая (даже по гитлеровским меркам) внутренняя политика – в этом отношении почва была отменно унавожена предшественниками. Рискну даже высказать мнение, что в наиболее катастрофических с точки зрения человеческих потерь акциях большевистской Системы (варварская коллективизация, голодомор, массовый отстрел специалистов в разнообразных «отраслевых» процессах начала 30-х) лично Сталин виновен не в большей степени, чем запущенный еще в 1917 конвейер классового геноцида. Он еще не мог единолично влиять на ситуацию – хотя открывающиеся в этом направлении возможности, безусловно, оценил. О репрессиях именно сталинских мы, полагаю, вправе говорить, начиная с 1934 года, конкретно – со «съезда победителей».

С этого момента начинаются удивительные параллели СССР и гитлеровской Германии.

Гитлер стал рейхсканцлером и «фюрером» вовсе не по итогам всеобщих выборов. На последних перед «коронацией» выборах его партия потеряла более двух миллионов голосов по сравнению с предыдущими («добрых немцев» оттолкнула его людоедская риторика и устрашающие акции его активистов) и рассчитывать могла разве что на несколько мест в коалиционном правительстве. Но в результате сговора с правыми (с их последующим обманом) и запугивания, а то и физической ликвидации центристов и левых он получил свой «маршальский жезл» из рук Гинденбурга и фон Папена и тут же начал строить свою «вертикаль власти» – отменил выборы, запретил другие партии, «зачистил» конкурентов… Так что Германия отдалась Адольфу не совсем по любви и не совсем добровольно.

Сталин сделался единоличным правителем СССР тоже не без проблем по части легитимности, даже в ее специфическом советском понимании. Доподлинно неизвестно, действительно ли отборные большевики и верные сталинцы, соревновавшиеся с трибуны XVII съезда в славословиях в адрес своего Генсека, в бюллетенях для тайного голосования жестко его прокатили, поставив на пресловутое 14-е место, и была ли действительно произнесена красивая фраза: «Неважно как голосуют, важно как считают». Скорей всего, байка. Но ведь съезд по факту упразднил должность Генерального секретаря ЦК и избрал двух статусно равных «просто» секретарей – Сталина и Кирова. Более того, юридически первым лицом страны был вовсе не Сталин, а председатель ЦИК (позже переименованного в Президиум Верховного Совета) М. И. Калинин. Да и главой правительства Сталин стал только во время Большой войны.