Читать книгу "Где ты теперь? - Юхан Харстад"

Любимый твой на 72,8 % состоит из воды, а дождя вот уже как несколько недель не было. Я стою посреди сада, прямо на земле. Наклоняюсь к тюльпанам — на руках перчатки, в руках ножницы, а на ногах калоши. Сейчас апрель 1999 года, предрассветное утро, становится теплее — я замечаю это в последнее время, будто что-то сдвинулось с места. Я это почувствовал, когда вышел сегодня из машины прямо в утренний сумрак и когда открывал дверь цветочного магазина: воздух стал мягче и нежнее, и я наконец вылез из зимних сапог и обул голубые кроссовки. Сейчас я в саду, посреди цветов — всходы, прижавшись друг к дружке, теснятся в кадках и ящиках, поросль поднимается, переползая за края. Я запрокидываю голову. Последние деньки выдались солнечными, солнце светит прямо на меня, но сейчас откуда-то с Северного моря набежали тучи — тучки из Селлафилда,[3]— которые заслоняют солнце: сначала всего на пару секунд, а потом оно стало скрываться за облаками все дольше и дольше. Запрокидывая голову, я щурюсь, потому что проглядывающие сквозь пелену облаков лучи слепят глаза. Я жду. Просто стою и жду. И вот, наконец, где-то наверху, на высоте тысячи — а может, и трех тысяч футов — я вижу ее, первую каплю. Вижу, как она формируется, отделяется и падает, нацелившись прямо на меня, а я по-прежнему стою, запрокинув голову. Вот-вот пойдет дождь, через пару секунд уже хлынет ливень, и конца ему видно не будет — по крайней мере, мне так кажется. Будто бы прорвался наконец наполненный водой воздушный шарик, я смотрю наверх, а одна-единственная капля летит прямо на меня, набирая скорость, от быстроты вода меняет форму, первая капля падает, а я так и стою, пока она не ударяется о мой лоб, разбившись на маленькие частички, которые садятся мне на куртку, ботинки, перчатки и растущие вокруг цветы. Я опускаю голову. И тогда начинается дождь.

Сегодня вторник. Безо всякого сомнения. Я осознаю это, глядя на свет и на машины, бесцельно и лениво проезжающие перед окнами. Люди едут куда-то скорее по привычке, а не из-за необходимости. Вторник. Самый ненужный день недели. Он почти теряется среди прочих дней. Где-то я читал — уж не помню где, — что согласно результатам исследований в среднестатистический вторник заключают на 34 % меньше сделок, чем во все остальные дни. И это по всему миру. Так уж оно сложилось. С другой стороны, отмечается, что вторник занимает первое место по проведению похорон. Так тоже сложилось — и пойди догадайся почему.

У меня был друг.

Не будь у меня друга, в кармане у меня не оказалось бы кругленькой суммы, меня не сбило бы машиной, я не полез бы в море и не спас бы утопающего и меня не выгоняли бы из баров. Я бы не оказался тогда в двух шагах от того, чтобы спрыгнуть с горы высотой в тысячу сто метров, не выстроил бы корабль и, что немаловажно, я, может, не исчез бы.

Но друг у меня был.

Йорн.

Йорн играл в музыкальной группе.

И я согласился. Это произошло пару недель назад. Был вечер, мы сидели у него дома в Стурхауге, там он мне все и рассказал. Йорн, Роар и их группа — «Перклейва» — и еще норвежцы из Трондхейма, «Култа Битс», собрались на Фареры, там вроде должен быть какой-то фестиваль. Это Ставангер решил отправить их туда от округа: я так понял, что Ставангер и Торсхавн — города-побратимы, и поэтому Ставангеру хочется помочь с проведением фарерского национального праздника, Ольсока. Туда еще пригласили одну датскую группу — вечно забываю, как она называется, и еще всяких фарерских артистов. Вот об этом-то Йорн мне и рассказал. Что-то вроде того. И еще пригласил меня поехать с ними в качестве звукооператора. Йорн вообще-то всегда пытался меня привлечь, вытаскивал меня на концерты и рассказывал о том, как круто выступать перед публикой. Он постоянно твердил о том, как здорово было бы выступать вместе — чтобы он играл, а я пел. Он так хотел, чтобы я пел. Но я молчал как рыба. По официальному объяснению, представленному организаторам фестиваля, все дело было в Клаусе. Клаус был в «Перклейве» звукооператором, но его жена должна была вот-вот родить, роды могли начаться в любую минуту, и поэтому он, ясное дело, от поездки отказался, его сейчас больше интересовали рифы ультразвука, а не какие-то там гитарные. А я, ну да, у меня ведь отпуск, и мне всегда нравилось ездить, ага, и никаких других планов у меня и правда не было.

И я немного разбирался в звуках.

Нет, по образованию я никакой не звукооператор и с музыкантами никогда раньше не работал. Но в звуках всегда хорошо разбирался. Я различаю каждый тон. Когда я сижу на диване и слушаю музыку, я слышу каждый инструмент по отдельности. Не знаю, как это у меня выходит, но так уж получается. Гитара, ударные, басы и вокал — они складываются у меня в голове как отдельные цвета, я чувствую, что вот здесь нужно бы побольше голубого, а здесь — слишком много коричневого, а там можно было бы усилить вот этот оттенок розового на заднем плане. Я слышу, когда фальшивят. Я видел все части «Контрапункта». Меня не обхитрить.

Как только пошел дождь, я прекратил работу в саду. Однако не успел я поднять ведра с сорняками и отнести ненужную теперь канистру с водой, как хлынувший из туч ливень промочил меня до нитки. Отряхиваясь, я прошел по каменным плитам в магазин при оранжерее и поставил тюльпаны в вазу, стоявшую на одном из двух больших деревянных столов посреди комнаты. Потом я зашел в раздевалку и снял мокрую куртку. Снял брюки и натянул один из оранжерейных комбинезонов — такой темно-синий, а на спине выдавлен цветок магнолии. Эти комбинезоны хранятся еще с тех пор, как владельцу вздумалось одеть всех сотрудников одинаково и создать таким образом некое рабочее единство, как он это называл. И, что немаловажно, это должно было способствовать укреплению наших отношений. Мы должны были почувствовать, что все мы — коллеги. Одна команда, которая работает над общим делом. Сотрудничество, единство. Однако ничего из этого не вышло, униформу никто надевать не захотел, она вроде как и не нужна была, у нас ведь маленькое предприятие, всего-то несколько сотрудников. И вот сейчас, четыре года спустя, почти неношеные комбинезоны по-прежнему висят в раздевалке, даже складки на них еще видны. Мы ходим в обычной одежде. И начальник тоже. Он любит яркие рубашки. Гавайские. Хорошим он был человеком, хотя и приходил на работу не раньше полудня. Любил поспать.