Читать книгу "Сезон мертвеца - Дэвид Хьюсон"

Жара, окутавшая город, казалась вполне материальным и живым существом. Сара Фарнезе сидела за столом в читальном зале Ватиканской библиотеки, рассматривая через оконное стекло аккуратный прямоугольный дворик и безуспешно пытаясь сосредоточиться. Изнуряющий августовский полдень колыхался перед ее взором, словно смазанная фотография. В фантастическом мареве пожелтевшая трава на газоне выглядела зеркальным отражением неумолимого солнца. Было два часа пополудни. Примерно через час температура за окном перевалит за сорок. Пожалуй, Саре стоило уехать из города, как и всем остальным. Рим в августе напоминает огромную раскаленную пустую печь, наполненную призрачными шорохами и скрипами. Этим утром университетские коридоры на окраине Рима отозвались эхом лишь на ее одинокие шаги. Другая причина, по которой она решила сбежать куда-нибудь из душного города, состояла в том, что почти все магазины и рестораны сегодня были закрыты. Признаки жизни наблюдались только в парках и музеях, где редкие стайки потных туристов пытались укрыться в скудной тени.

Это лето было самым противным на ее памяти. Хотя Сара знала, почему в такую мерзкую пору она все-таки осталась в городе, однако не была до конца уверена, что не совершила глупость. Да, из Лондона должен был прилететь Хью Фэрчайлд. Очаровательный Хью, талантливый Хью – человек, который мгновенно припоминал названия всех раннехристианских рукописей, хранившихся в музеях Европы, а часто мог и зачитать их наизусть. Если самолет прилетел по расписанию, то в десять утра он был в аэропорту Леонардо да Винчи ди Фьюмичино, а сейчас, наверное, уже выкладывает вещи из чемодана в гостинице "Ингильтерра". Сара понимала, что для встречи с ней еще рановато, а потому выбросила из головы неприятную мысль, что в его записной книжке могут быть имена и других кандидаток на постель. Это вообще был крайне занятой человек. Он прибыл в Рим на пять суток, из которых две ночи принадлежат ей, затем он отправится на конференцию юристов в Стамбул.

Она знала: наличие других любовниц у Хью вполне возможно. Нет – скорее, вероятно. В конце концов, он живет в Лондоне. После окончания академии он сделал успешную карьеру в системе Европейского союза и, как правило, одну неделю из четырех проводит в командировках – в Риме, Нью-Йорке, Токио и т.д. Они встречаются примерно раз в месяц. Ему тридцать пять, это почти идеальный мужчина. Высокий, мускулистый, загорелый, с мягкими чертами аристократического, чисто английского лица, которое всегда готово расплыться в улыбке, и непокорными светлыми волосами. Просто невозможно представить, чтобы он не спал с другими женщинами – часто уже после первой встречи. С чувством легкого стыда Сара припомнила, что подобное случилось и с ней самой четыре месяца назад, на съезде, посвященном хранению исторических и художественных ценностей в Амстердаме.

Но это ее не слишком беспокоило. В конце концов, они были взрослыми и к тому же одинокими. А в вопросах секса Хью соблюдал все меры предосторожности. Это был один из самых организованных мужчин, которых она встречала за свою жизнь и впоследствии оставляла с обоюдного согласия. Нынче вечером они собирались отужинать в ее квартире неподалеку от Ватикана. Потом они пересекут мост у замка Кастель Сант-Анджело, прогуляются по улочкам исторического центра, выпьют по чашке кофе в одном из ночных ресторанчиков. Где-то около полуночи вернутся к ней домой, где он пробудет до утра, а следующие два дня займется делами конференции. Ей казалось, что такая программа отвечает ее интеллектуальным и физическим потребностям – причем в приятной форме. По крайней мере настолько, чтобы почувствовать себя счастливой. "И развеять сомнения", – тут же подумалось ей.

Она попробовала сосредоточиться на бесценной рукописи, лежавшей перед ней на столе из красного дерева. Темный пожелтевший листок по содержанию разительно отличался от тех манускриптов, с которыми Сара Фарнезе обычно работала в читальном зале Ватикана: сделанная в X веке копия знаменитейшей кулинарной книги, написанной неким Апицием в I веке нашей эры. Сара выписывала оттуда рецепты настоящих древнеримских яств: isicia omentata (тонкие ломтики говядины, жаренные с орешками из сосновых шишек), pullus fiusilis (пельмени с курятиной, сдобренные специями) и, наконец, tiropatinam (медовое суфле). Ее интерес к поварскому искусству объяснялся исключительно временем года – в августе лучшие римские рестораны закрыты – и, следовательно, не означал, что она намеревалась перевести личные отношения с Гуго на другой, более "домашний" уровень.

– Апиций? – раздался удивленный голос у нее из-за плеча, причем так неожиданно, что Сара вздрогнула.

Обернувшись, она увидела невозмутимо веселое лицо Гвидо Фрателли и постаралась ласково ответить на приветствие, хотя не особенно обрадовалась гвардейцу из охраны Ватикана, который появлялся рядом с ней почти всегда, когда она заходила в библиотеку. Гвидо неплохо знал, какие манускрипты ее интересуют и полагал, что это дает ему право завязывать беседу. Он был примерно ее возраста, слегка склонный к полноте; ему нравились его синяя униформа средневекового покроя и черная кожаная кобура с громоздким пистолетом на боку. Гвардейцы не были полноценными полицейскими, их полномочия ограничивались лишь территорией Ватикана, причем самыми безопасными участками. Так, на площади Святого Петра, где действительно требовалось поддержание порядка, службу несли обычные римские карабинеры, которые что поведением, что видом заметно отличались от этого спокойного, даже слегка робкого охранника. Гвидо Фрателли никогда не приходилось разбираться с пьяницами, наркоманами и бродягами у вокзала "Термини".

– Я не слышала, как ты вошел, – сказала Сара, надеясь, что он воспримет ее слова как намек. Кроме нее, в читальном зале никого не было, и не хотелось нарушать покой необязательным разговором.

– Прости. – Он машинально похлопал ладонью по кобуре, выдавая невольное раздражение. – Нас специально тренируют вести себя тихо, как мышь. Ты, наверное, не знаешь.

– Ну почему! – возразила Сара. Насколько ей помнилось, за последние двести лет в Ватикане произошло всего два убийства. Сравнительно недавно, в 1988 году, когда командира швейцарских гвардейцев и его жену застрелил сослуживец, затаивший на них какую-то обиду. И в 1848 году, когда премьер-министр папского правительства пал от рук политического оппонента. Поскольку за толпой на площади внимательно наблюдала городская полиция, Гвидо Фрателли оставалось лишь следить за случайными воришками.

– Что-то новенькое для тебя, не так ли? – поинтересовался он.

– У меня широкий круг интересов.

– У меня тоже. – Он с любопытством взглянул на раскрытый том. Манускрипт покоился в специальной коробке, на крышке большими жирными буквами было выведено название и имя автора. Гвидо отчаянно искал повод для беседы. Вероятно, он считал разговоры частью своей "детективной работы". – Я ведь учу греческий, ты знаешь.

– Но это латынь. Взгляни.

Лицо у него вытянулось.

– Вот как! А я думал, это греческий алфавит. Тогда ясно.