Читать книгу "Дети новолуния - Дмитрий Поляков (Катин)"

Владеющий девятью лунами не нуждается в солнце.

Вот уже час или два — солнце еще не достигло зенита — волк серо-голубого окраса бежал ровной рысью вниз по степи к широкой балке, вдоль и поперёк изрезанной ложбинами, в которых легко было затеряться. Это был крепкий, матёрый зверь в расцвете сил, главарь небольшой, но отчаянной стаи, легко нарушавшей границы чужих территорий и хладнокровно вступавшей в драку за право терзать свою и чужую добычу; он не привык, да и не умел сдаваться.

Сухая позёмка мелкими иглами секла язык и глаза, но серо-голубой не обращал на это внимания. Он бежал на солнце, стараясь время от времени перемещаться боком, чтобы в потоке перекрёстного ветра учуять близость идущей позади белой волчицы, оценить пределы её сил и возможностей. Волчица была напугана, но пока не до такой степени, чтобы потерять голову; она старалась не упускать из виду серо-голубого и следовала за ним, но всё чаще оглядывалась, и то, что она видела, наводило на неё тоскливый ужас. Это начинал понимать и волк. Дело в том, что белая была беременна, и поэтому нервы её могли не выдержать, а потерять приплод значило ещё больше ослабить стаю — прошлой весной их волчат передушил взбесившийся от голода волк-одиночка, и в результате стая не укрепилась молодняком. А не укрепилась — значит, стала слабее.

Влетев на заснеженный холм, с высоты которого далеко просматривалась широкая степь, серо-голубой на минуту замер, озираясь, чтобы сверху оценить всю серьёзность грозившей им опасности. Из пасти у него беспрерывно валил светящийся на рассветном солнце густой пар, сразу же сносимый пронзительным ветром. Маленькие жёлтые глаза слезились, но глядели уверенно и цепко.

Ломкий морозный воздух пробил долгий, натянутый визг. И сразу по степи отчётливо рассыпался глухой, костяной топот лошадиных копыт. Белая заложила уши на затылок и перешла в крупный, неровный бег. Их было двое, два чёрных силуэта всадников, сросшихся со своими конями, неспешно и даже лениво трусивших далеко друг от друга по обе стороны от несущейся вслед вожаку белой волчицы.

Сильно оттолкнувшись задними лапами от земли, так что кверху брызнул фонтан ледяной пыли, серо-голубой со всех сил ринулся вниз с холма. Важно было, чтобы белая поняла его намерение и как можно раньше увидела его, на какое-то время заслонённого холмом, чтобы не пыталась залечь в прямых излучинах, а шла за ним к той балке, которую он выбрал.

Но и люди понимали серо-голубого и поэтому не обращали на него внимания, полностью сосредоточившись на волчице. Один был молод и горяч, другой старик. Под первым бежала мохнатая гнедая лошадка, второй сидел на белом в чёрных яблоках скакуне. Они только входили во вкус, перекликаясь визгливыми криками, морозный воздух пока лишь холодил кровь, и туго сплетённые, тяжёлые ременные плети ещё болтались без дела на поясах. Волков выдали орлы, без видимой причины начавшие бесшумно кружить над пустынными сопками. Это был добрый знак для азартного человека.

Наконец, старик принял решение сужать тот невидимый круг, в который, точно в силки, угодила волчица. Он поднял руку, и в ту же минуту едва различимый всадник с весёлым гиканьем погнал своего гнедого наперерез волчице, отворачивая её от вожака. На мгновение белая припала к земле, она знала, что нельзя ей от серо-голубого, но надвигающийся, как буря, грохот копыт вынудил её рвануть в сторону от него, вложив в этот рывок все силы, поскольку лишь там, в дымящемся снежной позёмкой голом поле, не видно было человека. И сразу замедлился страшный топот за спиной, утихли крики и свист, и огромными скачками, вытянув напряжённо голову и хвост, всё наддавая бегу, вбивая в этот бег все оставшиеся силы, волчица ринулась на чистоту. Она больше не видела серо-голубого, но по мере приближения к большой расщелине, в которой можно было найти убежище, сердце её переполнялось ликующим визгом. Так она совершила первую свою ошибку.

Ей казалось, она ушла, но — что это? — краем глаза она вдруг заметила скачущего во весь опор белого в яблоках, который шёл чуть впереди и будто бы в сторону, и будто бы рядом, но безнадёжно перекрывал при этом ту свободную линию, к которой она стремилась, с каждой секундой расширяя свои возможности для манёвра. Старик практически лежал на шее коня, так что рвущаяся на ветру лисья шапка сливалась, смешивалась с грубой лошадиной гривой.