Читать книгу "Золото Арктики - Николай Зайцев"

Николай Зайцев, Вадим Ревин

Пластуны. Золото Арктики

В горах высоких, во степи

Средь льдов могучих, океана

Все одолеют пластуны

И параллель с меридианом.

Им батько родный – суховей,

А мать – удача и отвага.

Пусть держит мачту грота-рей,

Слагается иная сага.

Глава 1

«Миколушка, ридный, ходы до мене. Шось дам тоби!» – голос матери прозвучал как серебряный колокольчик, разливаясь по прибрежным плавням. Малой Миколка бегал по мелководью, у самого берега, разгоняя стайки мальков, гревшихся в теплой воде. Край белой рубашонки намок и слегка шлепал по бедрам, заставляя мальчика бегать быстрее. Озорно и счастливо улыбаясь, он поглядывал на берег, но не мог никого разглядеть из-за ярких бликов солнца, игравших на поверхности неспокойной воды.

«Миколушка! – вновь позвала мать. – Побачь, шо у мене е!»

Вмиг стало интересно. Сумела заинтересовать.

Миколка остановился, бросив в устремившуюся в испуге стайку мальков палочку. Интерес победил, и он без сожаления оставил увлекательное занятие. Прищурился. Посмотрел на мать и, улыбаясь, побежал к ней, неловко перепрыгивая через лежащие на берегу реки Марты толстые ветки ивы.

Мать раскрыла объятия и шагнула навстречу сыночку, готовясь подхватить его и закружить вокруг себя, как это она делала всегда. Миколка в этот момент заливисто смеялся, расставляя ручки, словно крылья, а мать, с любовью глядя на своего первенца, все быстрее кружилась, то приподымая Миколку, то слегка опуская, как будто на волнах.

«Швыдче, швыдче, мий сыночку!» – готовясь обнять Миколку, произнесла мать. Еще пару шагов, и Миколка вновь взлетит, подхваченный крепкими материнскими руками. Но вдруг правая его ножка цепляется за корягу, и в следующий момент Миколка кубарем летит на песок, ударяясь лицом о ветку ивы. С носа потекла юшка, оставляя красные капельки на песке.

«Драголюбчик мий! – ласковый голос матери раздался над головой Миколки. – Подымайся!»

Миколка отер нос рукавом рубахи.

– Подымайся! – голос матери звучал совсем по-иному. Он стал каким-то грубым, но не чужим.

Крепкие руки схватили Миколку за плечо.

– Да проснись ты уже! – кто-то уверенно тряс Миколу за плечо.

Микола вздрогнул и открыл глаза. Над ним, склонившись, стоял Суздалев.

– Ну наконец-то! Ну ты, братец, и спать горазд! – Граф весело подмигнул казаку и снова повернулся к зеркалу, тщательно причесываясь. Билый, все еще пребывая частично во сне, нехотя сел на край кровати. Машинально коснулся рукавом бешмета носа. «Нет, крови нет. Приснилось». Микола разгладил лицо ладонями и мотнул головой. Кашлянул, прочищая горло и приходя в себя.

«Шайтан. Такой сон прервал. Мама снилась. Детство мое», – мысли незлобной чередой пронеслись в еще сонной голове.

– Ты как здесь? – с хрипотцой в голосе спросил он Суздалева.

– Что за вопрос, ваше благородие?! – усмехнулся граф. – Нет еще тех дверей, что не открылись бы перед моей скромной персоной!

– Тююю, – шутливо процедил сквозь зубы Билый. – Мы с тобой, братец, с определенного времени те, перед кем многие двери стали закрыты, и когда они вновь откроются, одному Богу известно!

– Да ладно тебе, казак, кручиниться. Эка беда! Откроются! Даже быстрей, чем ты думаешь! – Суздалев присел рядом с другом. – Ты лучше спроси, зачем я здесь.

Микола взглянул на своего боевого товарища. Суздалев загадочно улыбался. Через прищур его серо-голубых глаз по-детски светился задор. Билому очень хорошо был знаком этот взгляд. Когда Иван Матвеевич что-то замышлял, в его взгляде всегда читалась некая интрига. Вот и сейчас, не говоря ни слова, можно было понять, что в голове у графа бродят мысли, которые он непременно желает воплотить в жизнь.

– Ты, часом, не влюбился? – спросил казак, делано испугавшись и тараща глаза.

– Очень смешно, – тут же обидчиво поджал тонкие губы граф. – Я, между прочим, до сих пор в трауре. – Иван поднял палец вверх, привлекая внимание, но тут же залюбовался новой запонкой на белоснежной манжете с чистым изумрудом. Дивный камень! Словно раньше и не замечал, как грани играют.

– Прости, друже. Не со зла. Подтруниваю над тобой.

– Понимаю, – кивнул Суздалев. – Кто-то над погонами горюет, а кто-то по любви сохнет. Это хотел сказать?

Билый хмыкнул.

– В самую точку. Только те погоны и положение кровью добывались, а у тебя от природы натура влюбчивая. Уж прости, Иван Матвеевич. – Казак пригладил соломенные усы.

– Нашел из-за чего расстраиваться, – граф беспечно махнул рукой и снова, не удержавшись, заулыбался, как кот, навернувший крынку сливок.

– Уж очень я хорошо тебя знаю, Ванюша, – усмехнулся Микола. – Посему не тяни, а выкладывай как есть.

Граф поднялся и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Остановился у небольшого окна и, подняв указательный палец правой руки вверх, как заправский профессор, произнес:

– Doctrina est lux et ignorantia tenebrae![1]

Билый покачал головой и нетерпеливо парировал:

– Brevitas est anima ingenii![2] Посему, ваше сиятельство, оставьте свои глубокие познания курса классической филологии для лучшей половины человечества. Мы же – люди военные и привыкшие к четким командам. Выкладывай.

– Вот что вы, казаки, за народ такой! – с легким разочарованием в голосе воскликнул Суздалев. – Нет в вас полета мысли!

– Отчего же, Ваня! – ответил Микола. – Все у нас, как и у других народов, имеется. Мы не хуже и не лучше, но есть своя изюминка.

Билый довольно разгладил усы и для солидности кашлянул в кулак:

– Ладно, друже, за народы после побалакаем. Выкладывай, что у тебя там за учение – свет.

Граф, довольный тем, что ему снова дали слово, завел руки за спину и, медленно ходя по комнате, продолжил начатый было разговор. Микола посмотрел на своего друга и подумал, что, не будь Суздалев военным, профессором было бы ему в аккурат. «Горных дел мастер!»

– Ну-с, любезный Николай Иванович, извольте ответить, – граф внимательно посмотрел на казака, слегка склонив голову, как будто глядя через очки. – Что вы знаете об Арктике? Или, скажем, о Русском Севере?

Суздалев, произнося это, перенес руки вперед и скрестил их в замок.

«Ну истинный учитель!» – отметил с улыбкой про себя Микола и пожал плечами.

– Понятно-с, – произнес граф и добавил: – Иного ответа я и не ожидал.

Казак покачал головой и негромко вздохнул.

– Да ты не журись, односум, – на казачий лад сказал Иван, явно решив подыграть. – Я и сам об этой Арктике знаю через пень-колоду. А попросту – ничего. Кроме того, что там холодно триста шестьдесят пять дней в году.

– А