Читать книгу "Рейд ценою в жизнь - Александр Тамоников"

Письмо от Лиды осталось недочитанным. Игнорировать артобстрел с каждой минутой становилось все труднее. Снаряд угодил в ложбину между траншеями, поднял тучу дыма, забросал засохшей глиной и посеял крупные сомнения в незначительности этой полуденной «разминки». Гремело повсюду. Командир взвода полковой разведки Глеб Шубин сполз по бревнам наката и сунул в карман скомканный лист. Хотелось дочитать, но, видно, не судьба.

Немцы били по навесной траектории через разреженный сосняк. Вступила в бой минометная батарея – видно, решили окончательно измотать нервы красноармейцам. Мины сыпались с пронзительным свистом, он нарастал, становился объемным, вцеплялся в барабанные перепонки – и каждый раз казалось, что летит прямо в тебя.

Снова ухнуло где-то напротив, ясно давая понять, что две мины в одной воронке – это нормально. За воротник посыпалась земля – вместе с муравьями и прочими представителями местной фауны.

Над позициями 845-го стрелкового полка разносилась площадная ругань. Неподалеку скорчился ефрейтор Серега Герасимов, зажал уши и вычурно выражался. За ним спиной к накату сидел красноармеец Шлыков и щепотью рассыпал махорку в бумажный лист. Руки не дрожали, но лицо было бледным, и жилка на виске становилась предельно выпуклой. Шлыков воевал с первого дня, повидал всякого и теперь был единственным человеком в этой траншее, кто сохранял спокойствие.

– Совсем распоясались, черти… – прохрипел с другой стороны окопа красноармеец Мостовой. Он выплевывал землю. Зачем, спрашивается, рот разевал?

Обстрел не прекращался, немецкая артиллерия вела огонь по площадям, отчего урон был незначительный. Но как же это доканывало! Где-то справа посыпалась земля, обвалился накат, красноармейцы, грязные, как черти, выбирались из-под завала. Главное – живы. А остальное – пусть не слюбится, но хотя бы стерпится. Дрогнула земля, комья глины хлестали, как пули. Один комок отскочил от стенки, выбил у Шлыкова папиросную бумагу с махоркой. Табак рассыпался по коленям. Боец растерянно посмотрел на пустую ладонь и стал устрашающе белым. Тут уж никакой невозмутимости не хватит! Шлыков рассвирепел, вскочил, прижался грудью к брустверу и стал опустошать обойму карабина Мосина. После каждого выстрела он передергивал затвор и припадал к прицелу.

– В кого стреляешь, Петр Анисимович? – прокричал Герасимов.

– Тебе какая разница? В кого надо, в того и стреляем!

Обойма, по счастью, оказалась не резиновой. Закончив стрельбу, Шлыков успокоился, сполз обратно и стал отряхивать от земли кисет, содержимое которого большей частью не пострадало.

Петр Шлыков был старшим по возрасту в разведывательном взводе (при этом самым низкорослым), обладал завидной выдержкой, но в случае переизбытка чувств мог и вспылить. Впрочем, благоразумие бойцу изменяло редко.

Противник сегодня действительно разошелся. Но интенсивность обстрела уже ослабла.

Позиции полка заволокло тяжелым дымом. Глеб осторожно приподнялся. Скрюченная поза организму не нравилась. В груди перехватило – старые раны давали знать. Возникло сильное желание вытянуть ноги и в ближайшие часы не шевелиться. Но он справился с позывами, привстал над бруствером. Юморная мысль: да, доказано, что мина дважды в одну воронку все-таки падает. Но делает ли она это трижды?

– Товарищ лейтенант, вы бы не высовывались, – крикнул расположившийся за Мостовым красноармеец Друбич. – Вы же не Змей Горыныч, вторая голова не вырастет!

– Разговорчики в строю… – прорычал Шубин.

Траншея извивалась с запада на восток. Противник в данный момент находился на севере. День выдался ветреным, дым развеивался. Снаряды ложились правее – немцы били в необитаемый березняк, с чего-то решив, что именно там сконцентрированы основные силы полка.

К северу от рубежа метров на четыреста тянулось поле, усеянное белыми шарами одуванчиков, дальше – клочковатая растительность: перелески, группы кустарников, лесистые холмы, облюбованные неприятельскими наблюдателями. Передний край противника был тщательно укреплен. Там, где не хватило мин, немцы натянули изгороди из колючей проволоки, а напротив расположили пулеметные гнезда.

Оборона 845-го полка была эшелонирована. Три линии траншей соединялись ходами сообщений. Блиндажи, землянки, выносные окопы и пулеметные ячейки. За спиной в леске – вкопанная в землю батарея 45-мм орудий, еще дальше в овраге – штаб полка, там же обустроились связисты и саперы. На проселочных дорогах стояли замаскированные полуторки.

Взвод разведчиков обитал во второй траншее и даже имел свой блиндаж, которым пользовался редко. На природе было лучше, а при точном попадании блиндажу ничто не мешало стать братской могилой.

Красноармейцы сгрудились в траншее, никто не вставал. Что-то беззвучно шептал здоровяк Антомонов. Украдкой перекрестился красноармеец Кравчик из украинского Мелитополя, смутился, встретившись взглядом с командиром. Поведение допустимое, в окопах не бывает атеистов. Справа образовалась возня, ругались разведчики.

– Багдыров, ты чего, как кошка, под ногами путаешься? – недовольно проворчал светловолосый Бурмин.

– Сильно занят, да? – огрызнулся узбек Багдыров, протискиваясь к командиру. Прижался к накату, стал жаловаться: – Товарищ лейтенант, вот скажите им, какого рожна они стреляют? Чего добиться хотят? Нас позлить? Так мы и так злые, готовы убивать их голыми руками…

Уроженец солнечной республики был невысоким, темноволосым, тонким и жилистым, как стебелек тростника. По-русски частил практически без акцента, имел раскосые, но большие глаза и постоянно улыбался. Он и сейчас это делал, только улыбка была хищной и вряд ли являлась признаком доброго расположения духа.

Прямо по курсу, в районе первой траншеи, взорвалась мина. Там кричали красноармейцы, падали бревна. Кого-то ранили, он заорал благим матом. Из хода сообщения вынырнул санинструктор Петровский с красными от недосыпания глазами, устремился к пострадавшему.

Обстрел оборвался, стало подозрительно тихо. Шубин прочистил ухо. Словно пузырь лопнул – мир наполнился органной музыкой, перемежаемой тревожным набатом. Пришлось ударить ладонью по виску, чтобы все переключилось.

– Багдыров, это по твоим заявкам! – засмеялся Бурмин. – Услышали фрицы твои молитвы, обращенные к Аллаху!

– Вот только Аллаха не надо трогать, он тут вообще ни при чем! – выкрикнул Багдыров и обратил перекошенное лицо к командиру: – Все кончилось, товарищ лейтенант? Теперь наша очередь? Обменяемся любезностями?

Но батарея молчала. И в дальнем логу, где размещалась единственная в полку минометная рота, тоже было тихо. Снарядов не хватит отвечать на все эти дерзости. Боеприпасы в полку были на вес золота, их давно не подвозили. У расчетов оставалось по ящику бронебойных снарядов и немного осколочных. Командир полка полковник Рехтин уже осип, доказывая командованию, что без регулярного подвоза боеприпасов современная война не ведется.