Читать книгу "Невеста Кащея - Татьяна Коростышевская"

Из лоскутков можно сшить одеяло.

Цыганская пословица

Никто толком не заметил, как и откуда появился в деревне этот человек. Уже потом, перешептываясь и тайком складывая обережные знаки, рассказывали мужики, что-де нашли охотники за околицей лисьи следы, которые прямо у частокола превратились в человечьи. Бабы же клялись, что видели, как прилетел незнакомец верхом на черном коте, подгоняя того огненной семихвостой плеткой. Но все это было после. А сейчас деревенские, плотно набившиеся в трактирный зал, завороженно слушали бродячего сказителя, незрячего старца, который, подыгрывая себе на гуслях, неспешно вел рассказ о делах любопытных, страшных, таинственных.

— Как во Рутенском славном княжестве, да во селище Мохнатовка…

Это была молва, это было очень приятно. Интерес к перипетиям истории подогревало и то, что дело-то было не так чтоб очень давнее, да вот буквально в том високосе все и произошло. И было оно так.

Жила-поживала в их окраинной деревеньке, под крылышком бабы Яги, девушка-простушка по имени Лутоня. И ведьмой она, конечно, была, с такой бабушкой иначе не бывает, только вот ведьмой несильной. Так, по мелочи могла что-то сотворить: заговор какой на удачу бормотнуть или травками болящего подлечить. А в один прекрасный зимний день пришла беда откуда не ждали: призвала Лутонюшка ветер. И не это-то бедой было. Подумаешь, эка невидаль — стихийный маг. Вон, сказывают, в соседней Полпудовке, лет эдак с десяток тому, огневик пошалил. Вот это было горе горькое для местных — десять дворов подчистую спалил, а сам сбежал, пока односельчане за дреколье схватиться не успели. А тут, в Мохнатовке, всего-то и делов, что посрывало вихрем пару-тройку крыш. Так быстро же все починили. Да и Яга всем отступного дала за каждую поломку. Казалось, чего уж там — живи да радуйся, да вот только вещуны Лутонюшку заприметили. А про вещунов тех никто толком ничего не знает, только боятся все. Нет, конечно, — и десятину в храм справно несут, и поклоны, как положено, и уважение всяческое всем трем пресветлым ликам, только… Появились вещуны на земле рутенской будто ниоткуда. Научили людей богу своему трехликому поклоняться, храмов с золочеными куполами понастроили. А сами потихоньку-полегоньку всю исконную рутенскую волшбу под корень извести пытаются. И домовиков-то в славном княжестве совсем не осталось, и лешие попадаться стали уже не в каждом лесу, и мавки, а все тем вещунам мало. В Рутении народ послушный — вслух про это мало кто скажет, а про себя, конечно, подумают, только потом и лишний поклон от греха исполнить не забудут.

Вот отчего никто и не удивился, что Лутоня сбежала с заезжим элорийским студентом, чтоб только к вещунам в лапы не попасть. А что с девкой дальше сталось — про то никто не знал, не ведал, пока не напел про их землячку слепой сказитель.

Варвара захлебнулась криком и открыла глаза. Мутный страшный сон не хотел отпускать. Женщина, кряхтя, поднялась с лавки, на ощупь отыскала связку лучин и разожгла огонь. За оконцем едва брезжил рассвет. Выстуженная за ночь горница наполнилась дрожащими тенями. Варвара не торопилась; туго заплела косу, убрала постель, заварила в котелке душистого хинского зелья. Дело, которое ей предстояло, требовало спокойствия и сосредоточенности.

Когда первые красноватые лучи солнца показались из-за горизонта, ведьма достала из сундука плоское серебряное блюдо и решительно полоснула по руке ножом. Кровь заструилась причудливыми дорожками, следуя лабиринту вязевого узора. Голова начала кружиться, но Варвара терпела. Для исполнения задуманного требовалось, чтоб кровь полностью покрыла поверхность артефакта.

Наконец жидкость застыла, приобрела зеркальный блеск, и ведьма, зажав рану, проговорила заклинание вызова. Гость не заставил себя долго ждать.

— Ты отвлекла меня от размышлений, Ягиня. — Демон прищурился и выпустил из ноздрей дым. — Я был так близок к постижению…

— Ответишь на вопрос, — отрезала Яга, — и продолжишь постигать с того же места.

— Опаньки! — Рыжие брови поползли вверх. — Чего это мы сегодня не в духе?

— Да потому что у кого-то аппетиты день ото дня растут! Скоро и всей крови не хватит тебя вызвать.

— И правильно. — В урчащем голосе демона слышалось удовольствие. — Это чтоб по мелочам меня не тревожили, чтоб только в самом крайнем случае обращались. Ибо Радар могуч, грозен, и его услуги очень-очень дорого стоят! Ибо…

Больше всего огневолосый круглолицый демон в эту минуту был похож на орущего по весне кота.

— Воистину! — прыснула Варвара, подпортив своим смехом величие момента.

Радар грозно воззрился на собеседницу, будто упрекая в неуместности веселья, надулся, поджав губы куриной гузкой:

— Ну, что стряслось?

— Внучка у меня пропала, — посерьезнела Яга. — Лутонюшка. Разыщешь?

— А сама-то чего? За ниточки дернуть не в состоянии?

— Могла б сама, тебя, потвору, не вызывала бы.

— Значит, дело серьезное…

Демон подпер ладонью подбородок, его глаза, за мгновение до этого пылавшие лукавым огнем, опустели:

— Излагай!

— Я все сказала, — ощетинилась Яга.

— Ну чего ты сразу шипишь? Не могу я по такой куцей вводной девушку найти. Никак концы с концами не сходятся. Слушай! — радостно встрепенулся собеседник. — Может, это не настоящее имя, может, ты ее в целях конспирации как-нибудь по-другому назвала?

— Делать мне больше нечего, только прозвища непотребные внучкам сочинять! — Варвара стукнула кулаком по столу. — Настоящее имя, самое что ни на есть. Знаешь, сколько нитей судьбы я перевела, пока вплела в полотно доли именно такое простое рутенское имя? Ее же как родители назвали? Упасть — не встать! Лутеция! Чтоб папашке ее ни дна ни покрышки!

— А папа у нас кто? — прервал демон не на шутку разошедшуюся бабку.

Варвара осеклась и отвела взгляд.

— Ну ладно, нечего теперь ломаться. Мне для дела надо. Не просто так…

Варвара молчала.

— Ну я честно-честно ничего никому не скажу.

И в ответ на испытующий взгляд старухи провел пальцами у губ, будто запирая свои уста печатью безмолвия.

Яга думала недолго:

— Поближе придвинься. Я тебе на ухо прошепчу.

И сама склонилась к зеркальной поверхности блюда.

Радару даже на секунду показалось, что сухие старушечьи губы коснулись его подрагивающей от любопытства мочки.

Мэтр Пеньяте носился по своему кабинету, как поднятый на крыло вальдшнеп, взметая подолом мантии тучи пыли.

— Не пущу! — вопил он, с чисто элорийским темпераментом потрясая кулаками перед лицом барона. — Ни за что! Ни-ког-да! Ни за какие коврижки!