Читать книгу "Фантастика 2024-84 - Константин Давидович Мзареулов"

на удивление не полезли. Оказалось, «петухов» послали новичка проверить. После драки смотрящий позвал к себе и минут тридцать объяснял мне, что я тут никто. Чего он так старался, я и сам это знаю. Местечко мне выдалось не совсем хорошее, в середине хаты, но зато на нижней шконке. Спать хотелось хоть убей, устал и от дороги, и от допросов, но я держался. Наконец-то наступило хоть какое-то спокойствие. Как оказалось ночью, бодрствовал я не зря. Те двое пернатых, вооружившись кастетом и ножом, ночью предприняли новую попытку. Проснувшийся от возни и шума смотрящий одернул их было, но был послан. За эту выходку старший разрешил своим подручным помочь мне в драке. Но это было уже лишним. Обладателю кастета я сломал обе руки и отбил внутренности, а вот «фехтовальщику» не повезло. Он вдруг вскинул руку и метнул нож в смотрящего, тот был совсем рядом, но я видел движение, поэтому в последний момент успел ударить по руке, и нож полетел неточно. Вообще, нож — это такая штука, которая в неумелых руках быстро может обернуться против своего хозяина. Так и произошло. Нож я быстро поднял, и ведь не хотел добивать, но смотрящий вдруг подошел и дал хороший совет:

— Хороший враг — мертвый враг! Тебе ли, солдату, этого не знать. — После этого я практически спокойно вогнал нож под лопатку нападавшему, и дело было окончено. Этим я, кажется, заслужил немую похвалу смотрящего. Ведь он понял, где бы он сейчас был, если бы я не успел среагировать. На шум прибежали вертухаи и целых двадцать минут полосовали нас дубинками. Опять перепало по хребту, успел подставить плечо, но его чуть не оторвали. Закрываясь, подставлял левую руку, так как правая такого над собой терпеть не сможет.

— Зэка Иванов, я повторю вопрос, — радовался начальник изолятора, когда меня приволокли на допрос. «Петухи» оказались еще и стукачами, так что я лишил кума ушей и глаз в хате. Кстати, тут и выяснилось, что меня специально сунули к уркам, чтобы обломать, на зонах не любят армейцев. Красноперые-то всю войну в своих зонах просидели, это те, что добровольцами не пошли на фронт, поэтому ни наград, ни привилегий у них не было, вот и завидовали. Ведь многие мальчишки в двадцать, да в двадцать один год были в званиях выше этих говнюков. Обо мне все было в личном деле, его, конечно, изучили вдоль и поперек, вот и старались, ломали. А вопрос мне кум задал простой, хотел услышать от меня, кто затеял драку. Как будто сам не знает. Просто он думал, что я сломаюсь или уже сломался и свалю вину на кого-нибудь другого, а я вдруг выпалил:

— Да повторяйте, гражданин начальник, хотите знать, кто начал? — Тот уже вскакивал со стула, но задержался. — Так вы и начали, когда меня, шпиона, к блатным закинули. — Кум взвился до потолка, а он тут низкий, и заорал так, что у меня в башке зашумело. Получил от помощника три жестких удара, и сознание вылетело из меня. Очухался в камере, причем явно одиночка. Малюсенькая клетушка, два на метр. Узкие нары, параша, больше из обстановки ничего. Голые стены и пол бетонный, с потолка капала вода. От холода зубы стучали, как танковый дизель.

«О блин, они ведь так и добьются своего, — мелькнуло в голове, — надо начинать работать над телом, иначе край».

И я начал. В первый день больше пяти раз даже не смог отжаться, чего уж говорить о более сложных упражнениях. Растяжку забросил давно, еще в СИЗО, надо заставлять себя, форму вернуть жизненно необходимо. Я так-то уже прикинул, что если решу выйти из зоны с шумом, то это как раз не проблема. Во время допросов у начальника колонии я срисовал, что у конвойных в кабинете, кроме одного пистолета на троих, оружия нет, в соседнем помещении было, конечно, вроде даже ППШ заметил, но вот в кабинете нет. Ой, блин, а ведь у самого начальника тюрьмы наверняка ствол в ящике стола лежит, то-то он туда косился во время допроса.

Через три дня в первый раз вышел из карцера. Да, это было нечто. Глаза слезятся от дневного света, кожа задубела, кажется, на улице даже теплее. Карцер представлял собой бетонную коробку, залитую прямо в земле, как дот, так как выходя я шел по ступеням вверх. Сверху этакий погреб был присыпан землей, да, можно сказать, землянка, только бетонная. На улице дали ведро с водой, умылся. Намочив нательную рубаху, протер тело, по хрену, что на улице декабрь, воняло от меня так, что… Нехорошо воняло, в общем. Правда, это практически не помогло, одежда была как из свинарника. На гигиену отвели минут двадцать, так как все же успел продрогнуть. Блин, не заболеть бы, тьфу три раза! Думал, что готовят к визиту в кабинет начальника, оказалось, простая формальность, тупо загнали обратно. Странно, если хотели сломать, на фига вообще выпускали? Или они теперь пряник решили попробовать, тогда зачем обратно запихнули? Одни вопросы, ответов как-то не находилось. Делать в камере нечего, от слова совсем. Вновь начал отжиматься и тянуть мышцы. Быстро согрелся, жаль, нательную рубаху сейчас не надеть, сырая, когда еще высохнет. Четвертая ночь прошла так же спокойно, как и предыдущие, а вот на пятую я понял, что еще столько же, может, чуть дольше, и я сойду с ума. Нужно что-то предпринять, а проще говоря, валить надо, причем побыстрее.

В карцере я пробыл до Нового года. На праздник меня вдруг выпустили и отправили в отряд, правда, предварительно дав вымыться в бане. В ней, наверное, сегодня общая помывка была, вот меня после всех и загнали. Жара не было совсем, помещение уже порядком выветрилось, но все же было на порядок теплее, чем в камере.

— О, смотрите, кто к нам вернулся! — раздался голос, насмешливый и противный.

— Эй, солдатик, живой? — а это уже смотрящий.

— Как видишь, — просто бросил я, подходя к своему месту.

— Это место занято, — остановили меня, когда я встал возле нар. Парень, лет двадцать шесть, может, чуть больше, сидел на соседней шконке и разглядывал меня.

— А я никому не сдавал свою шконку… — начал было я. В одиночке хоть и было холодно, сыро и мерзко, зато там у меня наконец появилось желание взять себя в руки, так что угрозы со стороны «сидельцев» я не видел.

— Не заводись, солдатик, иди-ка сюда, — пахан качнул головой, подзывая к себе. Я остановился в метре от него и с любопытством