Читать книгу "Новая Зона. Синдром Зоны - Сергей Клочков"

Нюхель не ответил. Он, хлопая глазами, размеренно дышал, временами прищуриваясь, затем мотал головой и снова щурился. Вместо слов слышно было только густое, прерывистое дыхание.

– Так это… они сейчас уже в Греции, товарищ майор! – наконец выдал Нюхель, слегка заикаясь. – Только вчера с карт отчет приходил, фото с банкомата. Это не они, это… это…

– Мы об этом побеседуем отдельно, капитан. И про Грецию, и про банкоматы, и даже отчеты с карт. Все обсудим, – спокойно проговорил майор Чернов. – Так, академик, слушаю вас.

– Я вас вызвал не за этим, майор безопасности, – мягко сказал Яковлев. – Но раз уж зашел разговор, я убедительно прошу не применять к капитану никаких дисциплинарных мер, товарищ Чернов. Он сделал свою работу честно и добросовестно, поверьте.

– Вы считаете? – с удивлением спросил майор.

– Я уверен. Вы же знаете сталкеров, Чернов. Второе. Научным сотрудникам Семенову и Архиповой не делать никаких заметок в личные дела.

– А?..

– Я достаточно ясно выразился, майор? Никаких. Активировать их пропуска и отметить как официальную экспедицию. Спасибо, вы свободны.

– Спасибо, академик. – Я снял рюкзак, достал контейнер с анобом. – Пользуясь случаем, штатный научный сотрудник сдает в НИИ найденный материал. Пенка сказала, что он полезный и хороший. Называется «аквариум». А если Пенка так сказала, то, поверьте, так оно и есть. Изучайте… а нам бы поспать и помыться. Неделя в Зоне, сами понимаете.

* * *

Август в Крыму начался очень мягко, даже ласково. Я лежал прямо на траве в саду и смотрел, как качаются ветки старой груши, отчего по земле бегала сеть теней. Отпуск мой Яковлев продлил, и мне оставалось честно его отгуливать – уже вторую неделю я только и делал, что сидел в море, гулял по берегу или, не думая ни о чем, отдыхал в саду.

Хип сказала, что ее отсутствия на радиостанции никто и не заметил – дела там шли не сказать чтоб знаменито, и станция уже начинала держаться в основном за счет чистого энтузиазма работников. Передачу просто возобновили, и ласковыми, теплыми вечерами я слушал веселый голос Хип, буквально ушедшей в свое увлечение. Девушка немного грустила, но взглядов на север я уже не замечал – синдром Зоны, видимо, на некоторое время отступил, и мы снова вернулись к югу, кипарисам, маленькому прохладному бассейну и морскому прибою. Изредка я заходил к соседям. Зотовы еще не переехали, их дом не был готов, но мне нравилось смотреть, как растут стены, ложатся стропила крыши, а маленький японский экскаватор заканчивает котлован под бассейн. «Аквариум» по тихой, негласной договоренности между мной и Яковлевым оформили на Профа, о чем он не должен был догадаться. Штуковина ушла за рубеж, Институт получил оборудование и какие-то совершенно удивительные деньги, и Яковлев приложил все усилия к тому, чтобы крошечная часть от них конвертировалась в пусть небольшой, но уютный, оборудованный дом по соседству с нами. Учитывая, что один из биологических филиалов переехал в Симферополь, Зотову теперь можно было особо и не отлучаться от моря надолго. И климат местный, помнится, ему нравился, и компания. Вот и пусть будут в шаговой доступности.

Тихо тренькнул звонок калитки. Я неохотно поднялся и пошел открывать. Посыльный, передавая мне тяжелый конверт, попросил расписаться в доставке, и я, подмахнув бланк, пошел в дом, аккуратно отклеивая полоску бумаги. Внутри оказался рекламный проспект в ярких таких, глянцевых тонах, с синим небом, узорчатыми, витыми домами и большим белым кораблем на горизонте.

«Круиз. Черное и Средиземное моря. Турция, Крит, Греция, Италия, Франция, Испания».

И два цветастых, ярких билета на наши имена.

И маленький листок за ними, вырванный из органайзера.

«Спасибо. С приветом, Гавриил».

* * *

Хип в желтом, солнечно-ярком купальнике устроилась рядом со мной. На верхней палубе, у бассейна, было жарковато, но от стажера повеяло яркой водяной свежестью. Я сидел в шезлонге, раскрыв уже много раз пересмотренный альбом. Это, наверное, я… Пенка как-то разом отошла от палок-огуречиков, и на листе, довольно своеобразно, даже красиво был нарисован портрет. Рисунок ни в коем случае не был умелым, но в нем чувствовалось что-то, что заставляло просматривать альбом снова и снова. А вот и Хип, в профиль, и в ее руках Скарлетт. Похожа… факт, похожа. Многоэтажки Москвы – даже тень есть, прорисована тщательной штриховкой. Проф идет, несет в руке детектор, а вдалеке собаки… Солнце, свет сквозь тучи вечерний, почему-то темно-синим карандашом. И сердце, хорошо, тщательно выведенное, в груди улыбающейся девочки с длинной рукой. Сердце на последней странице альбома. Сердце на память.

И снова подкатило к горлу, и снова небольшой волной пробежалась по синеве испанского неба непрошеная жгучая влага. Скажу Хип, что попало крошкой соли от сильного морского ветра. По крайней мере она мне так вчера говорила, тоже листая альбом Пенки.

Я убрал его в непромокаемый мягкий чехол, застегнул молнию и откинулся в кресле, чувствуя, как греет южное, уже чуть другое солнце. Приятное расслабление потихоньку начало превращаться в сон. Нащупав прохладную ладошку стажера, я глубоко вдохнул и надвинул на закрытые глаза солнечные очки. И тут рука Хип вздрогнула одновременно с моей.

«Лунь, привет! Хип, привет! У меня хорошо, я дозвалась. Теперь могу говорить. Фреон хороший, рассказывает интересно. Я теперь сильнее, много знаю!»

Я вскочил, увидев ошалевшие, удивленные глаза Хип, ее неуверенную, но такую лучистую улыбку, и рассмеялся.

А на горизонте, в синеватой дымке, уже выплывали навстречу нам разноцветные, пестрые, узорчатые дома одного интересного испанского города.

10.10.2018–14.01.2019

Все имена и события вымышлены. Любые совпадения случайны.