Читать книгу "23 июня: "день М" - Марк Солонин"

Очень низкие (9,1 %) цифры потерь тяжёлой артиллерии РГК представляют собой характерный пример того, что называется «исключение, подтверждающее правило». Разумеется, миномёты (пулемёты, пушки) не сломались. Они «остались на территории, занятой противником». Тяжёлая артиллерия (а она и вправду была тяжёлой, от 17 до 45 тонн) не «осталась», так как в первые же дни войны была выведена с территории западных военных округов в глубокий тыл. Маршал артиллерии Н. Д. Яковлев (начальник ГАУ в годы войны) вспоминает:

«Наиболее крупным мероприятием, которым я горжусь и по сей день, явилось принятое по моей рекомендации категорическое распоряжение Ставки об отводе всей артиллерии большой и особой мощности в тыл. Причём отвода немедленного, без ссылок на тяжелейшую обстановку первых дней войны. Поэтому, как ни негодовали наши славные артиллеристы, жаждавшие обрушить свои тяжёлые снаряды на врага, им всё-таки приходилось грузиться в эшелоны и увозить орудия на восток… Все орудия калибра 203 и 280 мм, а также 152-мм дальнобойные пушки (потеряны были всего лишь единицы) с кадровым составом вовремя оказались в глубоком тылу…» (90, стр. 92)

Трудно сказать, стоит ли гордиться таким решением, но оно было принято, и из 1 018 тяжёлых орудий было потеряно не более сотни. Но по какой же причине рекордно низкими (33 % к ресурсу) оказались потери автомобилей?

Как такое может быть? Примитивные «полуторки» и немногим превосходящие их ЗИСы оказались в два раза надёжнее и долговечнее миномёта? Фанерные кабинки оказались прочнее танковых бронекорпусов? И бензин для своевременного отъезда с «занятой противником территории» нашёлся? Автомобиль — это ведь не лошадь и уж тем более не красноармеец — сколько ни «дави на сознательность», а без горючего он и с места не сдвинется… Но, может быть, мы просто чего-то важного не понимаем? Может быть, есть какой-то неведомый нам закон войны, по которому боевая живучесть фанерных автомобилей выше живучести бронированных танков?

Эти сомнения не давали мне покоя, пока я не открыл хорошо известную специалистам монографию Рейнгардта «Поворот под Москвой». (88, стр. 381) В конце книги «битого гитлеровского генерала» помещена табличка с цифрами потерь вооружения и боевой техники (включая автомобили) вермахта на Восточном фронте в 1941 г. И последние сомнения пропали. Чудес не бывает — потери автомобилей в воюющей армии в десятки раз превосходят потери танков:

Разница цифр разительная. Мы пока не обсуждаем вопрос о том, что потери отступающей Красной Армии больше потерь наступающего вермахта. Тому можно найти или придумать множество «объективных» причин. Но в вермахте на один потерянный танк приходится 41 автомобиль, а в Красной Армии — всего 8. И это всё — в среднем за второе полугодие 41-го года. Но в Красной Армии (в отличие от вермахта) танки «закончились» гораздо раньше, поэтому такая оценка сильно искажает реальную картину. Если же рассматривать структуру потерь мехкорпусов Юго-Западного фронта за первые три недели войны (пока ещё танки были в наличии), то там число потерянных автомашин и танков практически равно или даже танков потеряно в абсолютных цифрах больше, чем машин!

Столь же красноречиво и соотношение потерь миномётов и автомашин в двух армиях. Вермахт теряет всего 17 миномётов на одну тысячу потерянных автомашин, а Красная Армия — 116 миномётов на тысячу.

Всё очень просто. Вермахт воюет. Да, воюет ради грабежа чужой земли, выполняя преступную волю бесчеловечного режима. Но немецкая армия воюет, и поэтому она прежде всего бережёт свои танки и миномёты.

А с машинами — как получится. Вот поэтому у них «опели», «даймлеры» и «мерседесы» и ломаются в 59 раз чаще, чем миномётные трубы, — что совершенно логично и технически оправданно. Красная Армия с первых же часов войны превращается в толпу вооружённых беженцев. А для деморализованной, охваченной паникой толпы танки — пушки, пулемёты — миномёты являются обузой. Поэтому от них и спешат под любым предлогом избавиться. А грузовичок — даже самый малосильный — берегут. В результате две трети допотопных «газиков» в Красной Армии уцелели, а две трети миномётных труб сломались и потерялись…

Глава 17

ЦЕНА ПОРАЖЕНИЯ

Закончив с обсуждением очень важных частностей (таких, например, как объём и структура потерь танков и автомобилей в мехкорпусах Красной Армии), обратимся теперь к наиболее общим количественным параметрам событий первых недель и месяцев войны.

Задача, поставленная перед вермахтом по плану» Барбаросса» («основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев…»), была выполнена уже к середине июля 1941 г. Войска Прибалтийского и Западного военных округов (более 70 дивизий) были разгромлены, отброшены на 350–450 км к востоку от границы, рассеяны по лесам или взяты в плен. Чуть позднее то же самое произошло и с новыми 60 дивизиями, введёнными в состав Северо-Западного и Западного фронтов в период с 22 июня по 9 июля. (2, стр. 162–163) Противник занял Литву, Латвию, почти всю Белоруссию, форсировал Буг, Неман, Западную Двину, Березину и Днепр. 9 июля немцы заняли Псков, 16 июля — Смоленск. Две трети расстояния от западной границы до Ленинграда и Москвы были пройдены менее чем за месяц. Войска Юго-Западного фронта в беспорядке отступили за линию старой советско-польской границы, в середине июля 1941 г. танковые части вермахта заняли Житомир и Бердичев, вышли к пригородам Киева.

Практически вся техника и тяжёлое вооружение войск западных округов были потеряны. К 6–9 июля войска Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов потеряли 11,7 тыс. танков, 19 тыс. орудий и миномётов, более 1 млн. единиц стрелкового оружия. (2. стр. 368). Особенно тяжёлые, практически невосполнимые потери понесли танковые войска. Уже 15 июля 1941 г остатки мехкорпусов были официально расформированы.

То, что советские историки скромно назвали «неудачей приграничного сражения», означало на самом деле разгром Первого стратегического эшелона Красной Армии (по числу дивизий превосходившего любую армию Европы, а по количеству танков превосходившего их все, вместе взятые). К 10–15 июля 1941 г. немцы заняли (точнее сказать — прошли) территорию площадью в 709 тыс. кв. км, что примерно в 3 раза больше территории Польши, оккупированной вермахтом в сентябре 1939 года, и в 6 раз больше территории Бельгии, Нидерландов и клочка Северной Франции, захваченных вермахтом в мае 1940 г.

На сопоставлении событий мая 40-го и июня 41-го стоит, наверное, остановиться чуть подробнее. Десятки лет советская историческая пропаганда распространяла слухи про «триумфальный марш», каковым маршем вермахт якобы прошёлся по «поверженной Франции». В последнее время звуки этого «марша» всё громче и всё чаще раздаются со страниц наиновейших публикаций. Оно и понятно — после того, как масштаб катастрофического разгрома Красной Армии стал известен широкой публике, у авторов определённой политической ориентации появилось большое желание изобразить поражение французской армии в самых ярких красках. Вот, например, как небезызвестный г. А. Исаев начинает главу «Обсуждение», в которой собирается подвести итоги сражения на Западной Украине. Он цитирует — в самом положительном смысле, без осуждения или хотя бы иронии работу некоего немецкого о историка, имевшего глупость написать в 1958 г. следующее: