Читать книгу "Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов"

Оставаясь внутри системы, Ортенберг все же не поддался мертвящему влиянию партбюрократии, считавшей главной силой в газете не писателя, не журналиста, а самое себя, и видевшей свое назначение в неусыпном контроле за пишущей братией. Он, как мог, противостоял казенному пафосу, утверждал здравый взгляд на суровую военную действительность. Известен, например, случай, когда поэтическими средствами газета вступила в полемику со знаменитым, но далеко не во всем справедливым приказом № 227 «Ни шагу назад!». Ортенберг отстаивал право газетчиков разговаривать с читателями на все, самые нелицеприятные темы: о страхе, испытываемом солдатом на поле боя, отступлении, утрате боевого знамени, дезертирстве, плене. И ему это, как правило, удавалось, потому что темы эти не смаковались злорадно, а подавались, пропущенные через чувства авторов, с болью, с готовностью героев краснозвездовских публикаций исправить то, что допущено по слабости духа, в минуту страха или растерянности.

Не терпел Ортенберг и людей, с легкостью прибегавших к методу «холодной поковки», то есть писавших без души, без чувств, отстраненно от истории или судьбы, ложившейся у них на бумажный лист. Газетчики знают, как муторно раз за разом обращаться к так называемым обязательным темам, недостатка в которых нет даже в самой ультрасовременной газете. Так зачем же еще умножать число таких тем и статей своим равнодушием и холодной отстраненностью?

Главный редактор «Звездочки» не разделял убеждения Щербаковых и Поспеловых (был П.Н. Поспелов в годы войны редактором «Правды», а позднее — партийным идеологом, секретарем ЦК), откровенно считавших писателей вовсе не «инженерами человеческих душ», а чиновниками по ведомству пропаганды, находящимися на содержании партии. Он с готовностью отпустил в свободное «плавание» Михаила Шолохова, видя, с каким трудом дается ему оперативная работа на ежедневно выходящую газету. Давид Иосифович позволил писателю ездить с корреспондентским удостоверением «Красной Звезды» по фронтам и копить, копить, копить наблюдения о тех, кто «сражался за Родину», выстраивая «судьбу человека», сменившего шахтерскую робу или комбинезон тракториста на солдатскую гимнастерку. Ортенберг прозорливо работал на будущее нашей литературы о войне...

На то же будущее работал он, взяв в редакцию опального Андрея Платонова. А кто знает, родился бы один из лучших романов о Великой Отечественной войне «Жизнь и судьба», не прими Ортенберг живого участия в судьбе Василия Гроссмана? Настаивая на его прикомандировании к «Красной звезде», главный редактор на все возражения, что Василий Семенович — человек нестроевой, насквозь «гражданский», нашел обезоруживающий аргумент: «Ничего, зато он знает человеческие души». Именно в «Звездочке» интендант 2-го ранга Гроссман быстро расстался с интеллигентской беспомощностью, именно здесь в 1943 г. он опубликовал свою первую повесть «Народ бессмертен», именно отсюда, из московской редакции, через заволжские степи, через Сталинград проложил он дорогу к главной книге своей жизни.

...В конце концов Ортенберга с должности сняли. Поговаривали, что всему причиной был крепнувший в верхах антисемитизм. Сдается, однако, что с ним свела счеты все та же партбюрократия. Что позволяет говорить с такой уверенностью? Да хотя бы то, что в интересах дела не будут менять прирожденного газетчика на аппаратчика, до того не имевшего ни малейшего отношения к журналистике (а именно таковым был преемник Давида Иосифовича). Недаром вспоминал Илья Эренбург: коллеги хорошо знали, как не выносил Ортенберга его прямой начальник Щербаков — секретарь ЦК партии, одновременно возглавлявший Главное политуправление.

Независимость, с которой действовал краснозвездовский редактор, не могла не пугать кураторов газеты. Он сам рыл себе яму, как верно заметил один из героев повести Симонова «Мы не увидимся с тобой», говоря о судьбе редактора по имени Матвей, прототипом которого как раз и был генерал Ортенберг: «Когда два года сам делаешь все, чтобы тебя сняли, не надо удивляться, когда это происходит».

Главный редактор «Красной звезды» стал начальником политотдела 38-й армии, прошел с ней долгий боевой путь до Праги. Его боевой, наступательный характер ни в чем не изменился. После новой встречи с Ортенбергом зимой 1944 г. К.М. Симонов вспоминал: «За семь месяцев работы начальником политотдела армии он уже освоился с новым для него кругом обязанностей и успел внести в него хорошо знакомые мне по редакции черты своей беспокойной натуры. Проявлял и к месту, а порой, наверное, и не к месту свою личную храбрость, тормошил подчиненных, неожиданно среди ночи выезжал на передовую — в полки и батальоны — и звонил снизу наверх замполитам дивизий, вызывал их туда, где сам находился.

Некоторые из этих его беспокойных черт, — продолжает писатель, — я замечал в Мехлисе, с которого Ортенберг, как он сам откровенно признавался, старался брать пример в своем поведении на фронте. Однако при внешнем сходстве в некоторых повадках люди они с Мехлисом были в душевном смысле совершенно разные. Один внешне колючий и даже крутой, но, в сущности, добрый, а другой насквозь, до самой глубины души холодно и принципиально беспощадный»[323].

На новом месте службы Давид Иосифович с людьми из родной газеты не порывал. Для Симонова, например, политотдел армии стал даже своего рода корпунктом, настолько часто и помногу (конечно, по меркам фронтовой поры) бывал здесь Константин Михайлович. К своему «главному редактору» в 38-ю армию приезжали Василий Гроссман, Петр Коломейцев, Зигмунд Хирен, Борис Галин: когда по редакционному заданию, а когда и воспользовавшись оказией. Постоянно переписывался Давид Иосифович с Ильей Эренбургом, Николаем Тихоновым. Но сам материалов в «Звездочку» не писал, отлично зная, что их там не ждут.

Отлучение от газетного дела, от «Красной звезды» затянулось аж до 90-х гг. Случайно или нет, но именно тогда, когда указующий партийный перст ушел в прошлое и у руля газеты встало поколение уже детей фронтовиков, Давид Иосифович вернулся в краснозвездовский строй.

Гордился он этим ужасно. Особенно тронула его рубрика, под которой стали публиковаться его материалы: «От нашего главного редактора в годы войны».

— Обратите внимание, не просто «редактора», а «нашего редактора», — радовался он. — Значит, я не только «бывший», но и «настоящий».

Так оно и было. У восстановившего теплые дружеские и творческие связи с редакцией Давида Иосифовича словно открылось второе дыхание. Рабочий день начинался у него спозаранку и завершался поздней ночью под стук уже известной нам старенькой пишущей машинки.

Как-то благодаря вмешательству «Красной звезды» Давида Иосифовича направили в военный санаторий: в последние годы его стали беспокоить ноги. В редакции он появился через месяц и отзывался о времени своего отсутствия без особого восторга. Чтобы ненароком не обидеть нас, привычно отшутился: от старости, мол, лекарства нет. А в личном разговоре был более откровенен:

— Условия, что говорить, хорошие: и харчи, и лечение. Да ведь скучно, а я от этого еще хуже себя чувствую. Нет, уж — лучше дома. С утра встал, позавтракал — и за работу. О болячках своих забываю.