Читать книгу "История Дальнего Востока. Восточная и Юго-Восточная Азия - Перси Бьюкенен"

В течение пяти лет У контролировал долину Янцзы с молчаливого согласия Великобритании. Фэн, поддержанный Советской Россией, господствовал на своем родном северо-западе. Чжан управлял тремя восточными провинциями, открыто поддержанный Японией. Чтобы захватить Пекин, каждый генерал вступал в союз с одним или другим генералом, чтобы оттеснить третьего.

Осенью 1924 г. северная коалиция пригласила Сунь Ятсена в Пекин. У него было раковое заболевание, когда он прибыл в столицу. В течение нескольких месяцев, находясь в больнице в Пекинской медицинской школе, Сунь Ятсен продолжал развивать свои принципы национального объединения. 12 марта 1925 г. архитектор революции скончался.

ВЛИЯНИЕ СУНЬ ЯТСЕНА

Сунь Ятсен как символ сыграл выдающуюся роль в китайской революции. Память о нем запечатлена в двух работах, которые он опубликовал, и в посмертном издании его речей.[355]

«Записки китайского революционера» появились в печати в 1918 г. — краткая автобиография, за которой следовала политическая интерпретация событий века. В работе «Международное развитие Китая», изданной в 1921 г., Сунь Ятсен, потрясенный опустошительностью мировой войны, предложил, чтобы половина ежедневных расходов, или 120 миллионов американских долларов, предназначалась для Китая, чтобы сделать его «неисчерпаемым рынком для всего мира». Его предложение было отзвуком оптимистических высказываний в 1880-х годах о развитии торговли и проявления дружественного отношения к иностранным державам, которое стало немодным с уходом Энсона Берлингейма (американский юрист и дипломат, 1820–1870 гг.; в 1861–1868 гг. находился на дипломатической работе в Китае, выступал за сотрудничество между Западом и Китаем, равноправные отношения между ними. — Пер.). Оно соответствовало бы целям плана Маршалла и других последних проектов США по оказанию экономической помощи, но казалось преждевременным в 1918 г. и было полностью проигнорировано в Версале.

Сунь Ятсен был не менее одержим, чем Ленин, достижением экономических целей революции. Он полагал, что новый Китай должен построить сеть железных дорог общей протяженностью в 100 тысяч миль (161 тыс. км) и обычных дорог общей длиной в один миллион миль (1 млн 609 тыс. км), чьи маршруты он наметил на карте для ее распространения по всей стране — с одобрения дуцзюней, которые были довольны тем, что теперь он не занимается острыми текущими проблемами. О фантастичности его планов можно судить по проекту строительства железных дорог в Тибете и Синьцзяне общей протяженностью в 11 тысяч миль (18 тыс. км), в то время как в этих районах не было уложено ни мили рельсов и нельзя было извлечь каких-либо стратегических или коммерческих выгод.[356] Даже для осуществления минимума его планов потребовалось бы больше иностранных заимствований, чем это сделали маньчжуры.

Три народных принципа

Как отмечали сторонники Сунь Ятсена, более известными, чем его письменные работы, были его лекции. 6 марта 1921 г. в речи перед Исполнительным комитетом Гоминьдана Сунь произнес самую знаменитую фразу в современной китайской истории: «Три народных принципа», или «Сань минь чжуи». Они обозначают национализм, демократию и благосостояние.[357] Принципы были развиты в серии из 16 лекций, произнесенных с интервалами с января по август 1924 г. Принцип национализма (миньцзу чжуи) означал передачу лояльности от конфуцианской семьи и клана к Республике Китай, состоящей из пяти народов[358]; он также требовал соблюдения суверенитета Китая иностранными государствами.

Принцип демократии (миньцюань чжуи) выравнивал положение конфуцианских слоев общества, он означал общее принятие пяти ветвей власти. Сунь принял американскую модель исполнительной, законодательной и судебной властей, или «юаней». Он добавил к ним из китайского прошлого экзаменационную ветвь для рекрутирования бюрократии, напоминающую по своим функциям Академию Ханьлинь и Департамент гражданской службы США. Утверждая, что импичмент не является функцией законодательного органа, Сунь включил в качестве пятой ветви контрольную, образцом для которой послужили Императорское цензурное управление или Управление генерального инспектора армии Соединенных Штатов. (Выделение контрольной ветви власти также имеет традиционные истоки — в Китае всегда существовали ревизоры, контролировавшие местных и центральных чиновников, выполнявшие функции глаз и ушей императора. — Пер.)

Понятие демократии должно было включать широкое право на участие в голосовании — хотя Сунь никогда не уточнял избирательные цензы. Он воспринял либеральные доктрины о народной инициативе и референдуме с отзывом избранных должностных лиц. Так как полная демократия все еще оставалась мечтой, Сунь Ятсен призвал к предварительным этапам военной унификации и политической опеки со стороны экспертов. Левые критики увидели в его желании отсрочить введение демократии признак возрождения автократии.[359]

Принцип народного благосостояния (миньшэн чжуи) Сунь Ятсен понимал как увеличение национального производства. Сунь хотел осуществить полную индустриализацию с централизованным, отчасти марксистского типа, контролем: национализация транспорта и связи, поощрение торговой кооперации и принятие прогрессивного подоходного налога. Он заимствовал у американского экономиста Генри Джорджа концепцию, препятствующую спекуляции землей: частный землевладелец должен определить цену своего участка, платить налоги на основе этой оценки, уступить землю правительству по объявленной цене, когда она потребуется для «лучшего» применения.[360] Все три принципа подразумевают прекращение дискриминации в отношении Китая и его право на полную законодательную независимость.

Апофеоз Сунь Ятсена

В течение всей последующей междоусобной борьбы китайский народ придерживался трех принципов, подобно тому как европейцы говорят о приверженности десяти библейским заповедям. Пять «юаней» образуют структуру националистического режима, а коммунисты ссылаются на взгляды Суня на национализацию промышленности. Слова Сунь Ятсена в действительности — это библия революции, заменяющая для многих китайцев работы Конфуция. Его мавзолей у подножия Пурпурных гор в Нанкине превосходит мавзолеи любого императора. Завещание, которое он диктовал в больничной постели, заменило «Священный эдикт Канси». Оно все еще читается нараспев на патриотических митингах, как краткая молитва во время обедни: