Читать книгу "Рюриковичи - Дмитрий Володихин"

Житие митрополита Филиппа рассказывает о том, как он пытался уговорить царя отказаться от опричнины: «…нача молити, дабы государь престал от такого неугодного начинания Богу и всему православному християнству. И воспомяну ему Евангельское слово: „Аще царство на ся разделится — запустеет“. И ина многа глагола со многими слезами…» Не добившись своего, Филипп позднее обличил воинство опричников публично: «Мы убо, царю, приносим жертву Господеви чисту и бескровну в мирское спасение, а за олтарем неповинно кровь лиется християнская и напрасно умирают!» Он публично отказал царю в благословении, призывая того прежде простить «согрешающих» ему. Открытое выступление против опричнины святого Филиппа относится к периоду, когда массовый террор уже был инициирован «расследованием» по «делу» И. П. Федорова. Митрополита возмущало, помимо всего прочего, одеяние опричников: «черные ризы», высокие «халдейские» шлыки на головах, «тафии»[113], не снятые во время крестного хода. Его замечания по этому поводу вызвали царский гнев. Царь настоял на свершении суда над митрополитом. Суд этот производился со значительными нарушениями относительно церковных традиций, канонов и доброй нравственности. Особая «следственная комиссия» работала на Соловках, где Филипп до восшествия на митрополичью кафедру был игуменом; следователи всеми доступными способами — то посулами, то открытым насилием — добывали показания против него. В результате доказательная база обвинения, выдвинутого против митрополита, оказалась основанной на клевете и лжесвидетельствах… Филиппа осудили. Архиерейские одежды были насильно сорваны с него прямо в храме, во время богослужения, и заменены на рваную рясу. Некоторые мужественные иерархи противились суду, а когда под давлением Ивана Васильевича бывшего митрополита все-таки признали виновным в «порочной жизни», выступили против его сожжения. Смертную казнь заменили ссылкой в Тверской Отроч монастырь. Это произошло в ноябре 1568 года. А в декабре 1569 году инока Филиппа умертвил там опричник Малюта Скуратов.

В следующем году по царскому приказу лишились жизни святой Корнилий, архимандрит Псково-Печерский, Митрофан, архимандрит Печерского Вознесенского монастыря в Нижнем Новгороде, а также Исаак Сумин, архимандрит Солотчинского монастыря на Рязанщине. Они упомянуты в официальных синодиках опальных. Синодики содержат также немало имен «старцев», «иноков», архиерейских приближенных и служилых людей. Некоторые персоны духовного звания, вплоть до архиереев, умученные по велению царя, не вошли в синодики, но их гибель подтверждается иными источниками.

К сожалению, русский православный царь отличался несовместимой с его званием любовью к астрологам и «чародеям», порой надолго подпадая под их влияние и даже поступая по их советам в государственных делах. Елисей Бомелий, астролог с репутацией злейшего колдуна, долгое время ходил у Ивана Васильевича в доверенных лицах.

Наконец, нельзя не сказать о том, что Иван Васильевич женился шесть раз. Его жены: Анастасия Захарьина-Юрьева, Мария Черкасская, Марфа Собакина, Анна Колтовская, Анна Васильчикова, Мария Нагая. Почитатели Ивана IV отрицают некоторые браки царя, например с Марфой Собакиной, Анной Колтовской и Анной Васильчиковой, но источники подтверждают факт свадеб. Так, до наших дней дошел официальный свадебный разряд бракосочетания с Марфой Собакиной.

Это намного больше, чем предусмотрено православными канонами. Уже четвертый брак — прямое нарушение твердых церковных правил на сей счет. Церковь вынужденно разрешила его: память о недавно закончившемся массовом терроре была свежа, и ни один русский архиерей не мог быть спокоен за свою жизнь. Правда, на царя наложили епитимью… Для всех прочих, дабы никто не соблазнился примером государя, последовало церковное разъяснение: «…да не дерзнет [никто] таковая створити, четвертому браку сочетатися…» под страхом проклятия. По свидетельству Антонио Поссевино, после заключения четвертого брака Иван Васильевич до конца жизни лишился права принимать причастие.

Дважды он вынуждал сына, царевича Ивана, постригать жен в монахини. А в 1581 году, не умея сдержать ярость из-за слишком вольного, по его мнению, поведения очередной невестки, поссорился с ним и нанес ему смертельную рану. Как иностранные, так и отечественные источники, в том числе неофициальные летописцы, подтверждают факт убийства царем сына. Иван IV прекрасно понимал собственную порочность и время от времени начинал каяться — всерьез, тяжко, скорбно. Нет смысла сомневаться в искренности его покаяния. В 1551 году, обращаясь к церковному собору, государь признается в том, что «заблудился», уйдя от заповедей Господа «душевне и телесне» по причине «юности» и «неведения». В 1572 году слова глубокой скорби о своей греховности звучат в его духовной грамоте (завещании). Другое дело, что покаянные слова и действия государя всякий раз бывали результатом настроения. Кажется, определенную стойкость царь проявил лишь в конце 40-х — начале 50-х годов XVI века, да еще, может быть, в конце жизни, когда здравый смысл подсказывал ему: пора бы всерьез задуматься о встрече с Высшим Судией…

Вне зависимости от глубины раскаяния царя, Церкви он нанес огромный ущерб. Гибель и страдания архиереев, священников, близких им людей, унижение церковного авторитета, нарушение канонов, покровительство оккультной деятельности — вот далеко не полный результат государева своевольства.

Не так давно в околоцерковной среде появилось движение за канонизацию Ивана Грозного, Григория Распутина и некоторых других деятелей нашей истории. Но это невозможно. В отношении Ивана IV церковная иерархия стоит прочно и непримиримо: этот человек не должен быть канонизирован. Вот отрывок из речи патриарха Московского и всея Руси Алексия II, обращенной к клиру и приходским советам храмов города Москвы: «Если признать святыми царя Ивана Грозного и Григория Распутина и быть последовательными и логичными, то надо деканонизировать митрополита Московского Филиппа, преподобного Корнилия, игумена Псково-Печерского, и многих других умученных Иваном Грозным. Нельзя же вместе поклоняться убийцам и их жертвам. Это безумие. Кто из нормальных верующих захочет оставаться в Церкви, которая одинаково почитает убийц и мучеников, развратников и святых?»

Невозможно, неправильно говорить о правлении Ивана Грозного вне контекста всей истории Русской цивилизации[114], вне понимания, что она собой представляет. Державство первого русского царя завершило блистательный, цветущий период в судьбе Русской цивилизации. Побывав на пике, она начала входить в период великих испытаний и больших катастроф. Поэтому финал в очерке жизни и деяний этого правителя — объяснение того, к каким разрушительным итогам, к каким тяготам близкого будущего он подвел весь цивилизационный строй Руси.

Русская цивилизация — прежде всего цивилизация церковная, религиозная. Православие — самый глубинный ее код. Всё в России можно объяснить либо исходя из православия, либо исходя из нарочитого противостояния православию. Лучшее в русской культуре так или иначе вышло из православной веры. Со второй половины XIII столетия христианство на Руси укрепилось. Его закалило иноплеменное и иноверное иго. Церковь — одна на всю раздробленную до состояния политического крошева страну — была самым мощным объединяющим фактором. А укрепившись, русский побег христианского куста дал прекрасный цветок «северной Фиваиды». Возникшая в местах диких, лесных, суровых, на неплодородных землях и в условиях неласкового северного климата, «Русская Фиваида» оказалась, может быть, лучшим из всего, что подарила Россия миру. Раскинувшаяся на просторах от Северного Подмосковья до Кольского полуострова и Соловков, «Русская Фиваида» свидетельствует о великом времени, когда тысячи людей ради Христа и веры Христовой искали тишины, уединения, спокойствия духа и бежали суетной жизни, оставляя мирские блага, не думая об условиях простейшего комфорта.