Читать книгу "Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - Леонид Аринштейн"

18 марта, уже с 9 часов вечера, улицы Риги огласились страшным грохотом огромного количества повозок, бешеным галопом направлявшихся к Петербургскому шоссе. Через два или три часа с таким же грохотом помчались взмыленные, загнанные лошади, везшие пушки. Это в панике и беспорядке отступали обозы и артиллерийские парки красной армии. Отступление продолжалось всю ночь, и сравнительно тихо стало лишь на рассвете.

Утром стало известно, что ночью уехало все правительство, не исключая и самого Данишевского, только что издавшего приказ о расстреле комиссаров, уходящих ранее последней воинской части. Из тюрем было уведено 380 заложников, мужчин и женщин. Власть в городе была передана военно-революционному комитету, в составе Ленцмана, Томашевича и Бейки, находившихся на вокзале в поезде, с паровозом под парами. Целый день 19 марта Рига была буквально мертва. Только в 2 или 3 часа по улицам опять помчались обозы, сообщившие, что взят город Тукумс (38 верст от Риги) и что Митава уже окружена и, наверное, не удержится…

Взятие Митавы

Почему так скоро пала Митава, это, наверное, досконально известно архивам советского правительства. Не последнюю роль сыграла измена русских красноармейских частей, самовольно ушедших с позиции у Альт– и Ной-Ауца. Так как в поводах к вражде между русскими и латышскими красноармейцами никогда не было недостатка и открытая вражда началась на другой же день после занятия Риги большевиками, то и в данном случае долго не получавшие продовольствия Вологодский и Новгородские полки, Интернациональная дивизия и Витебский полк имени Всероссийской Чрезвычайной Комиссии в критический момент забрали с собой свои пулеметы и бросили позиции, поспешно отступив к Двинску и Фридрихштадту Внезапный уход русских внес дезорганизацию и расстроил военные планы латышей, чем и воспользовались немцы, смяв латышских стрелков.

Когда стоявшие за Митавой латышские резервные части попробовали было остановить и вернуть русских и открыли по ним пулеметный огонь, русские войска сами открыли огонь по латышским резервам и, пользуясь численным перевесом, пробили себе дорогу вперед. Такая же история повторилась и под Двинском, где латышский гарнизон не хотел впустить в город русских дезертиров с фронта.

Отступление красных стрелков, разбитых под Альт-Ауцем, было настолько стремительно, что вдогонку за ними была пущена сначала немецкая кавалерия, потом бронированные автомобили, которые, врезавшись в ряды отступавших, продолжали осыпать стрелков пулями даже на улицах Митавы. Другая часть броневиков зашла в тыл отступавших, к самому железнодорожному мосту. Но мост был уже взорван отступавшими передовыми отрядами и притом с такой поспешностью, что шедшие за ними позади свои же войска уже не могли попасть на эту сторону реки Аа Курляндской и должны были беспорядочно рассыпаться во Фридрихштадтском направлении.

По той же причине через мост не могли пробраться и германские броневики.

Ночная темнота спасла красных стрелков от дальнейшего преследования, а затем в Митаве произошли серьезные осложнения, вследствие которых ожидаемое с часа на час, а потом со дня на день освобождение Риги задержалось больше, чем на два месяца.

* * *

Недостатка в причинах, прервавших наступление, не было. Но главнейшие из них были следующие.

По мере удаления германских войск и ландсвера от своей базы в Либаве, пути сообщения войск и тыл оказались в опасности от расплодившихся в курляндских лесах коммунистических партизанских шаек, составившихся из числа добровольно оставшихся в тылу латышских коммунистов, с целью вредить врагу. В задачу этих партизанских отрядов, численностью около 15–20 человек каждый, хорошо вооруженных и имеющих даже пулеметы, входила всяческая дезорганизация неприятельского тыла путем разрушения железнодорожного полотна, взрыва мостов, порчи телефонных и телеграфных проводов, нападения на обозы и мелкие неприятельские отряды.

Таких шаек, орудовавших в Тальсенском, Гольдингенском, Баудском и Фрауэнбургском уездах, насчитывалось 18. Одна из наиболее сильных шаек, в 75 человек, находилась под руководством бывшего председателя Тальсенского революционного трибунала, Кретуля, другая, в составе 60 человек, была под управлением председателя Виндавского совдепа Грицмана. И тот и другой проявляли недурные стратегические партизанские способности. Шайки эти, в состав которых входило несколько женщин, деливших риск и опасность со своими любовниками, были совершенно неуловимы, так как сплошь состояли из курляндских жителей, хорошо знакомых с местностью, и в районе своих действий имели родственников и друзей, укрывавших банды, предупреждавших их об опасности и снабжавших их продовольствием. Деятельность этих партизанских банд настолько вредила антибольшевистским войскам, что они временно решили прекратить наступление, чтобы очистить свой тыл от этих шаек.

Но была еще и другая причина.

Совершенно неожиданно, еще до взятия Митавы, германское командование обнаружило среди своих войск свыше 400 солдат-спартакистов, устроивших 10 марта путч, выразившийся в том, что эти смелые немецкие коммунисты, проникшие на фронт под видом солдат-добровольцев, устроили несколько митингов под лозунгами: «Долой душителей русского пролетариата, долой немецких баронов, да здравствует всеобщее братство и всемирная социальная революция!».

Митинги были, конечно, разогнаны, ораторы были расстреляны, спартакисты же разоружены и отправлены обратно в Германию. В день занятия Митавы в тылу произошло новое осложнение. Спартакисты-матросы, вооруженные до зубов, вероятно, знавшие о заговоре, но почему-то запоздавшие к путчу, пытались перейти через литовско-германскую границу. С большим трудом матросов удалось спровадить домой, но эти непредвиденные германским командованием экстраординарные выступления спартакистов переполошили как самих немцев, так и контролировавшую их действия Антанту. Последовал ряд запросов с одной стороны и отписок с другой.

Эти-то все обстоятельства в совокупности и сорвали немецкое наступление на Ригу из Митавы.

Когда советское правительство окончательно убедилось, что наступления нет и оно затормозилось, когда красная армия, оправившись от митавского перепуга, вновь была приведена в относительный порядок, а из России прибыли новые подкрепления, оно вернулось обратно в свою красную столицу, по-видимому, не в плохом настроении духа, потому что тот самый Стучка, который неделю тому назад бежал без оглядки на автомобиле из Риги, теперь писал в «Zihn'e» статью с приглашением: «Не бойтесь призраков»…

Из Петербурга и Москвы наехало множество русских ревизоров, инструкторов, делегатов, ожидался даже приезд самого Троцкого, но вместо него прибыл поезд-выставка «имени тов. Ленина», состоящий из 28 пёстро разрисованных товарных вагонов с плакатами, афишами, диаграммами и граммофонами, исполнявшими пластинки с речами Троцкого и Дыбенко. Во всех правительственных учреждениях и отделах образовались коммунистические тройки и ячейки, забравшие в свои руки не только надзор за политической благонадежностью служащих, но и управление делами, отстранив от руководства заведывающих специалистов. От служащих теперь требовалось обязательное вступление в число членов коммунистической партии, служащие регистрировались по каким-то хитрым анкетам, выработанным комиссариатом внутренних дел, причем уклонявшиеся от вступления в партию и от регистрации беспощадно увольнялись и посылались на принудительные работы. Отсрочки по мобилизации для ответственных служащих не коммунистов были отменены.