Читать книгу "Медбрат Коростоянов (библия материалиста) - Алла Дымовская"

Случилось же вот что. Я сидел в тени деревьев у довольно ободранной церкви, на прохладном каменном парапете, никто меня не гнал, никто не обращал внимания – да и нищих, к слову, там никаких не было, я никому не мешал. Дело было около пяти часов вечера. У дверей постепенно стала собираться скромная стайка богомольцев – смиренной внешности, не евшие давно досыта старушки в черных платочках, пришибленного вида мастеровые мужички, интеллигенты с затравленным взглядом, молодые девушки в шелковых косынках, до жалости невзрачные. Все они ждали, и все они были обособлены друг от друга, будто нерушимой перегородкой отделенные один от другого своими тяготами и несчастьями. Настолько, что мне даже в какой-то момент захотелось подойти к ним и нарочно указать: не ждите здесь понапрасну царствия небесного, посмотрите, как много вас, одиноких, заблудших, не нашедших себе места. Так какого же мракобесия ради! Объединитесь и помогите каждый ближнему, чем сможете, и вам тоже помогут. Холостые мужчины – женитесь на девушках, а бездомных старушек возьмите в бабушки и няньки, откройте молочную лавку, сапожную мастерскую, трудовую школу, ремесленную коммуну, те, кто образованные, они расскажут и покажут, как. Только делайте это непременно все вместе, непременно – вместе, и никто вас не победит, никто не сломит, ни рэкетиры, ни мародерствующая шпана, ни жизнь, ни смерть, ни божья напасть, ни чертова карусель. Но я сплоховал, не подошел. Не сказал свою речь. Слабость охватила меня – Катю и ту, не уберег, куда уж мне в поучающие пророки – пусть творят, что хотят, вяло уговорил я себя. А потом уже стало поздно. Потому как к храму божьему подъехала машина – черный лимузин, кажется марки «форд». И вот из этого «форда» вышел поп. Именно что поп. Толстый, сытый, с необъятной пузякой и золоченным крестищем до пупа. Чинный, степенный, и в сопровождении некоторой свиты – двух угодливых и прилизанный молодых людей: оба в штатском костюме. И этот самый поп прошествовал к своей пастве и церкви.

Богомольцы, едва завидев духовного отца-благодетеля, не слишком по-христиански толкаясь, буквально принялись ломиться в церковные двери. И лишь один мужичонка остался снаружи. Самый плюгавый, самый затерханный, самый серый и истощенный, он ждал. Ждал с таким видом, будто нечего вообще уже ждать ему на этой земле. И вот когда приблизился, переваливаясь по-утиному, святой настоятель, он взял, да и бухнулся перед ним на колени, что-то несвязное забормотал – о такой своей нестерпимой нужде, что лишь бы перехватить батюшку поскорее и все ему высказать, потому ведь сил больше нет никаких. Не знаю, слышал ли его важно семенящий поп – а хоть бы и не разобрал его лопотанья, разве оно имеет значение? Для состраданья человеческого. Но эта жирная тварь в рясе даже не взяла на себя труд остановиться. Небрежно сунула холеную волосатую ручищу коленопреклоненному мужичонке для поцелуя, надменно кивнула, сотрясая двумя подбородками, и пошла себе дальше. Мужичонка жалко всхлипнул, и видимо, по причине расстройства так и остался в униженном своем положении на церковной паперти, потом он заплакал, очень горько. Я от души пожалел его, и пожалел, что в сей миг ничем не могу помочь, что мне нужно помочь совсем другим людям, как я думал – вовсе беспомощным. И еще я пожалел – может, впервые в своей жизни пожалел! Что в руках у меня нет автомата. Догадайтесь, зачем. А вы говорите, духовное возрождение. Ну и будет об этом! Вот о чем я вспомнил в день второй.

А потом наступил день третий. И мне было объявлено военным трибуном Орестом Бельведеровым, что моя «очередь на выход», наконец, подошла. Можно воспользоваться, если не передумал, что, впрочем, простительно.

Я вышел на волю в сопровождении обоих Гридней. Они ничего не указывали мне, не пытались изложить никаких правил поведения, но всего-навсего следовали позади, сердечно и дружно держась за руки. Будто Шерочка с Машерочкой, парочка в детском саду на прогулке, а не охранные стражи, предпринимающие рискованный вояж на зараженную вражеским элементом территорию. Уже миновав больничные ворота – дядя Слава пропустил нас, сначала отцепив, а потом, водрузив назад на ушки-петли здоровенный амбарный замок, – я все же остановился. Остановился, чтобы спросить. Во избежание недоразумений:

– Сколько я могу оставаться в поселке?

– Сколько хотите… – ответил мне Федя (на его малорусской рубахе была вышита у ворота малиновая буковка Ф).

– …столько и можете, – досказал Костя (с буковкой К соответственно, а как иначе различить во всем идентичных людей?).

– Хорошо. А куда я могу пойти? – настойчиво продолжил я расспросы, хотя уже провидел ответы.

– Куда хотите… – сказал Костя.

– … туда и можете, – продолжил Федя.

– А что я должен делать, в случае внезапного нападения? – настырность в данном вопросе не была пороком.

– Ничего не должны, – успокоил меня Федя.

– Мы все сделаем сами, – подтвердил за ним Костя.

И мы пошли в поселок. В прежнем порядке: я впереди, Костя и Федя, опять взявшись за руки, весело шагали позади меня, указывали друг дружке то на цветок ромашки, то на порхающую бабочку-капустницу, то на кротовую норку, и, в общем-то, получали от прогулки удовольствие куда больше моего.

В каком направлении идти, я все еще не решил. Разумно и целесообразно было бы напрямую двинуться в сторону гуляй-поля, расспросить о Лидке, хотя бы первого встречного. Или отправиться в участок, в надежде застать там если не самого Кривошапку, то при крайней необходимости лейтенанта Пешеходникова, мужика совсем незлого, разве только от природы ленивого и малоразговорчивого. Это было бы разумно и целесообразно. Но кто и когда, в поисках любимой женщины, действовал разумно или тем более целесообразно? Я никоим образом не являлся исключением. Только представив себе на мгновение, как, ладно еще первому встречному, но должностному лицу в погонах стану я высказывать, кого именно я ищу, и произносить ее имя всуе, да еще, пожалуй, сносить насмешки и непременное лишнее любопытство, тут же я и спасовал. Пойду к Ульянихе. Принял я паллиативное решение. Заодно проведаю мою старую хозяйку, было бы неблагодарно, все же ничего плохого от нее, никогда, иначе по-свински… Отрывочно рассуждал я, себе в оправдание. Гридни покорно держались за мной след в след.

Но главное, Ульяниха любила сплетни. Может, меньше иных своих соседок, но все же любила. В Бурьяновске без этого нельзя. Не так поймут, особенно если ты пожилая одинокая женщина. Вот и я подумал, вдруг она знает. Или хотя бы что-то от кого-то слышала. Единственный минус – меня могли там ждать, потому, где же еще? Глупо было совать голову в доменную печь, с намерением проверить ее рабочую исправность, с другой стороны – Гридни сами сказали, мол, можешь идти, куда хочешь, им это все равно. Значит, говорили не без уверенности в своей силе, а в моей безопасности. Братья Рябовы вообще не умели врать, и вдобавок отличались скромным о себе мнением.

Иногда так бывает. Вы часом не замечали? Если вам доводилось, конечно. Порой самое кривое и грешащее против здравого смысла предприятие приводит вас к желаемому результату куда надежней и быстрее кратчайшего прямого пути, явно опровергая аксиомы Евклидовой геометрии. Только одно. Вы рискуете получить не совсем то, о чем мечтали втайне. Но так случается даже и тогда, когда вы действуете согласно логике и сопутствующему ей благоразумию. Я же приближался к некоей поворотной точке, и даже не подозревал об этом. Какая там, к ласковому маю, интуиция! Или чутье! Ничто похожее во мне не колыхнулось, не шевельнулось, не дало о себе знать. Никакой внутренний голос не прошептал мне из бессознательной глубины: Иванушка, не пей из реки, козленочком станешь. Впрочем, возможность стать козленочком, даже не будучи Иванушкой и без любящей сестрицы, знай я все наперед, показалось бы мне тогда наименьшей из бед.