Читать книгу "Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны - Владислав Бахревский"

Открылся батюшке: под Прохоровкой попал в плен. Был в Зикеевском лагере, забрали на работы. В Шупиловке бежал. Охрана огонь открыла, пуля в ребрах. Олимпиада Александровна рану осмотрела, пуля сидела неглубоко. Сама сделала нехитрую операцию.

Раненый, хватив стакан самогонки, чтоб не чувствовать боли, повеселел, разговорился:

– Батюшка! А я ведь чудо видел. Истинное чудо. И вся наша деревня видела. Я сам-то – Белгородской земли человек. В Хлевищах жил. За день ли – за два перед большим боем на Курской дуге наши деревенские углядели в небе человека, ходящего по облакам. Человек был в черной рясе, борода седая, а в руках это самое, для сладкого дыма…

– Кадило?

– Ага! Меня сестричка из дома позвала, Нюрочка. Дверь отворила и кричит: «Мама! Ваня! Верка! Анюта! Человек в небесах!» Вышли во двор: верно. Я гляжу – у старца крест на груди огнем сияет. А сам он ходит туда и сюда. И, наклонясь, землю дымом огораживает.

– Кадит.

– Ага! Долго это было… Стали мы спрашивать: «Что за старец?» А в деревне жил потаенно монах. От него узнали: по небу ходил святой человек Сергий Радонежский.

– Как же это получается, – спросила Олимпиада Александровна, – бои на Курской дуге еще не начались, ты в деревне жил. А когда же попал в Красную армию?

– В те самые дни. Наши войска пришли. Всех парней записали в армию. В военное обрядили, а оружия не успели дать. Тут – немецкие танки. Война у меня вышла плачевная.

– Выздоравливай! Навоюешься, – сказала Олимпиада.

А батюшка подарил свой крестик солдату необученному, но испытавшему плен, концлагерь, подневольную работу, побег…

– Да хранит тебя Бог! Спасибо за чудо. Земля, которую благословил преподобный Сергий Радонежский, – земля нашей победы. Центр русской жизни. Будь ей верен.

На дворе середина августа. У немцев очередной траур. Оставили Орел, Белгород. Бои шли под Харьковом. Потери на Курской дуге снова полумиллионные.

Полицаи не пачкали своей чернотой улицы. Правду сказать, и партизаны притихли. Не могли оправиться от майского разгрома. И все-таки урон в своем тылу немцы понесли значительный. Партизаны Белоруссии и России пустили под откос четыре сотни эшелонов, вывели из строя тысячу паровозов.

Но цена побед – прежняя: жизни. Большинство бойцов, собранных Василием Ивановичем Золотухиным для борьбы с оккупантами, погибли.

А тут пошли еще чиновничьи мерзости. Стало непонятно: в подчинении кого находится отряд людиновских партизан, кто должен снабжать бойцов боеприпасами, оружием, продовольствием?

Наконец Золотухину разрешили прибыть в штаб Брянского фронта, которым командовал генерал Попов. Генерал удовлетворил запросы партизан Людинова, но частично. Оказалось, северо-западные отряды, дислоцированные на Орловской земле, переданы в подчинение штабу орловских партизан.

Золотухин приехал в Елец, где находилось руководство области. Начальник штаба Матвеев наотрез отказался снабжать людиновцев боеприпасами: «Это дело Попова». Все, чего добился Василий Иванович, – краткосрочное свидание со своей семьей. Семья была эвакуирована в Башкирию.

На обратной дороге, в Москве, Золотухин побывал в Центральном штабе партизанского движения при Ставке Верховного главнокомандующего.

Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко принял Золотухина, но все его заботы были связаны с Белоруссией.

– Людиново на днях будет советской территорией, – сказал Пономаренко. – Вы свое дело сделали хорошо. Спасибо.

Руководство Людиновского района Золотухин нашел в деревне Печки.

Людиново все еще было у немцев.

Самогон

Бенкендорф пристрастился к самогонке.

– Русский самогон, умело сваренный, превосходнее шотландского виски! – говорил граф. – Прелесть самогона в том, что его нужно закусывать салом и хлебом.

Самогонку граф пивал с Митькой Ивановым.

– Твоя регистрация с семьей на эвакуацию в Минск удовлетворена, – объявил командиру батальона полиции Дмитрию Ивановичу Иванову комендант Людинова майор граф Александр Александрович Бенкендорф. – Людиново Бог создал для покоя и вдохновения. Увы! Мы жили здесь суетно, хлопотно. И не потому, что любители командовать людьми, – фронтовой город. Разведка, контрразведка… Я не могу смотреть на свои руки, хотя сам никого не губил.

Митька невольно поглядел на ладони, повернул обратной стороной.

– Советую покинуть город очень тихо и быстро. Мы – испаримся. В Минске нас ждет завод. Военный, но без особых секретов. Производит ракетницы. Я – директор, а ты, Дмитрий Иванович, получишь должность виртшафтеляйтера.

– Хозяйственный руководитель?

– Да, это так. И охрана, разумеется. Твои организационные способности неоспоримы.

Они допили бутылку до донышка.

– А вы не хотели бы проститься с Зарецким? – спросил Митька.

– Нет! – быстро сказал Бенкендорф. – Зарецкий – истинно русский человек. Мне пришлось обманывать батюшку. Ведь мы даже храма не смогли уберечь.

– Он – партизан, – сказал Митька.

– Какое это имеет значение? Он знает народ, он служит народу. Зарецкий – мое замечательное воспоминание о России.

– А Россия – уже воспоминание?

– Дружочек мой! Не строй из себя фашиста, а тем более дурака. Миллион солдат по дороге к Москве, миллион под Москвой, полтора миллиона на Волге, полмиллиона на Курской дуге. И, скорее всего, миллион – под Ленинградом. Всё это – убитыми. У Гитлера уже нет его победоносной армии.

– Но немецкий дух!

– На немецком духе мы будем теперь цепляться за города, за реки – такие, как Днепр, Дунай, Висла, Одер… Цепляться и отступать.

Бенкендорф вдруг рассмеялся:

– Митька! Ты видишь, какое коварное у русских зеленое вино.

И окаменел лицом.

– Виртшафтеляйтер! Вам дано три часа на сборы. – И снова рассмеялся, пьяный, счастливый. – А то ведь придется бежать. По-тараканьи.

Слово Патриарха

9 сентября 1943 года Людиново стало советским городом.

12-го Василий Иванович Золотухин встречался с отцом Викторином.

Золотухин был усталый, у отца Викторина черты лица обострились.

– Мою дочь, Нину, вчера назвали «немецкой овчаркой».

– Людям есть за что ненавидеть немцев.

– Нина работала, рискуя жизнью. Вы это знаете.

Золотухин головой покрутил:

– Рассекретить вас, отец Викторин, и вашу дочь мы пока не можем. Такова судьба разведчиков. Ваша слава – впереди.

– О славе разве речь? Кстати, в Лазаревской церкви я – на птичьих правах. Казанский собор будут восстанавливать?