Читать книгу "Тревоги Тиффани Тротт - Изабель Вульф"

– Что? – спросил Кит. – ЧТО?!

И тогда все захлопали, раздались одобрительные восклицания и свист. Я решила, что на этой высокой ноте и нужно закончить. Я села. Я сделала это. Фу! И кажется, прошло даже неплохо – аплодисменты все еще звучали у меня в ушах. Я должна делать это почаще, подумала я, пробираясь к окну, чтобы дать знак оркестру начинать играть.

– Я только вчера об этом узнала, дорогой, – говорила Порция, разрезая пополам пасхальное яйцо. – Не могла улучить время сказать тебе.

Кит смотрел на нее, тряс головой и улыбался. Он был даже не на Луне – он был вне Солнечной системы. Он был воплощением блаженства. Какой день! Я взглянула на Алису: она надела новое платье Бориса, достала ирисы из вазы и воткнула их в волосы. Эми уговаривала Бориса разрешить и ей надеть платье.

– Нет, ты слишком маленькая, – сказала Алиса, чуть не падая. – Ты его запачкаешь.

– Нет, не запачкаю, – крикнула сердито Эми.

– Ты можешь подержать подол, как шлейф. Тиффани, когда я буду твоей подружкой невесты, у меня будет такое же платье? – спросила Алиса.

– Э-э…

– Пожалуйста.

– Да. Хорошо.

Мы все встали и направились в бар. Когда я проходила мимо Кэтрин и Хью, до меня донесся их оживленный разговор о живописи.

– Вот это Джон Сингер Сарджент, – сказал Хью. – А вот это, мне кажется, Сиккерт.

– Ух ты, а это Браф! – воскликнула Кэтрин. – Он был самым знаменитым постимпрессионистом в свое время, – пояснила она. – Говорят, что он во многом превосходил Уистлера, но умер в тридцать три года. Погиб в железнодорожной катастрофе. Печально, правда? Его никто сейчас не помнит.

– Думаю, вот это картина Брокхерста, – сказал Хью, указывая на соседнее полотно. – Как портретист он был сильнее Огастеса Джона, но сейчас тоже забыт.

И когда они стояли там, изучая картины в позолоченных рамах, я подумала, что мы все тоже будем забыты. Когда-нибудь мы умрем, и от нас ничего не останется. Но сейчас мы живы. Я снова посмотрела на Кэтрин: господи, она надела платье, и на пальце у нее кольцо с бриллиантом! Затем мы прошли через бар, где постоянные члены клуба сидели в потертых креслах, читая газеты или беседуя, явно недовольные произведенным нами шумом. Застекленные двери были распахнуты в сад, я вышла на террасу и села на скамью под ветвями платана. Стояла теплынь, солнце сияло как в середине лета, желтофиоль и сирень полностью расцвели, и ломоносы, обвивавшие беседку, уже покрылись розовыми цветками. Оркестр играл «Линден Ли» в аранжировке Ральфа Уильямса.

…Я свободна и могу уехать куда угодно. Или снова пойти по дороге, ведущей к моему порогу.

О, прелестно. Прелестно.

Туда, в Линден Ли, где яблоня перед тобой склоняет ветви свои.

Кит прав, думала я, слушая музыку. Есть в печальном приглушенном звучании духового оркестра нечто, вызывающее слезы. Почему так происходит? Может быть, на нас воздействует благородная красноречивость высокой страсти, выраженная в низких звуках? Или мягкий сдержанный тембр самих инструментов? Музыканты вытерли мундштуки и снова перевернули ноты, положенные на пюпитры.

Не оставляй меня – как быстро угасает вечер… О нет. Это уж для похорон, а не для свадьбы. Только не это, пожалуйста.

Темнота все гуще. Господь, пребудь со мной…

Я почувствовала, как комок подкатил к горлу. Только не это, пожалуйста, нет. Но было слишком поздно.

Изменилось и пришло в упадок все, что вижу я вокруг…

Взрыв веселого смеха донесся из бара. «Нет, Кит, теперь моя очередь!»

О Ты, кто вовек не изменится, пребудь со мной.

Я посмотрела сквозь застекленную дверь внутрь помещения. Порция и Кит играли в бильярд с Лиззи и Мартином, а Фрэнсис вела счет. Раздался резкий стук кия, и шары рассыпались, словно шарики ртути.

Кто, если не Ты, мой поводырь и опора.

За облаком и солнечным светом, Господь, пребудь со мной.

Господи, как мне хочется, чтобы я могла кому-то сказать «пребудь со мной», подумала я с горечью.

Алиса и Эми, усевшись под огромным викторианским бильярдом, играли в карты.

– БИТО! – крикнула Эми. – Бито! Смотри, карты ОДИНАКОВЫЕ, – добавила она с торжеством. – Они идут ВМЕСТЕ! Они ПАРТНЕРЫ! БИТО! БИТО! БИТО!

…и исчезают суетные земные тени.

В жизни, в смерти, о Господь, пребудь со мной.

И вот, сидя снаружи на террасе и глядя через стекло, я спрашивала себя: всегда ли моя жизнь будет такой, как сейчас, всегда ли я буду воспринимать все отстраненно, словно бы со стороны, через своих друзей? Кит женился, у Салли вот-вот родится ребенок, Порция ждет двойню, Кейт теперь живет с Майком, Эмма крепко держит Лоуренса, Кэтрин помолвлена с Хью, Джонатан и Сара счастливы, Лиззи и Мартин тоже. И у Ника есть подружка, какая-то девушка, с которой он познакомился на работе. Меня это порадовало, но и заставило задать себе вопрос: а что, Тиффани Тротт так и останется мисс? Просто присутствуя, стоя за кулисами и ожидая своего выхода на сцену, наблюдая и продолжая ждать. Продолжая ждать, подумала я уныло под звуки оркестра. Ждать. Ждать. Ждать.

Май

– Не могу больше ждать! – жаловалась Салли. – Я просто не в состоянии. Не знаю, что Лена там делает, но, если честно, меня это уже выводит из себя. Предполагалось, что она появится на свет к первому мая, – что же происходит?

– Ну, не знаю, – сказала я. – Здесь я ничем не могу тебе помочь. Просто надо ждать, как распорядится госпожа Природа.

Но я сочувствовала Салли. Какое расстройство! И главное, даже некому пожаловаться. Я имею в виду, что, если поезда опаздывают, вы можете позвонить в соответствующую службу или написать жалобу на станции и, если вам повезет, получить какую-нибудь компенсацию в виде бесплатного билета на ночной поезд до Крю. Но если запаздывает ребенок, то вы просто ждете.

– Две недели сверх срока – это многовато, – согласилась я. – Возможно, нам придется оштрафовать малышку.

– Она не библиотечная книга, Тиффани, – сказала Салли, повязывая фартук. – Это же ребенок. – Затем она надела желтые резиновые перчатки и вытащила из-под раковины красное ведро.

– Салли, что ты собираешься делать?

– Сделаю небольшую уборку, раз уж приходится ждать. Здесь такая грязь.

Ну уж нет, ничего подобного. Никакой грязи. Уборщица приходит к Салли дважды в неделю, так что в квартире всегда чисто, каждый дюйм блестит чистотой, нет и следа пыли.

– Салли, давай я вымою! – вмешалась я, когда она принялась тереть шваброй пол. – Тебе нельзя перенапрягаться…

Я остановилась, чтобы не добавить: «…в твоем положении». Мне не хотелось, чтобы мои слова звучали так же угнетающе, как слова Пат.