Читать книгу "Светлячок надежды - Кристин Ханна"

– …самая крутая девчонка в мире…

– …ты для меня самая лучшая…

Я узнаю этот голос и делаю резкий вдох; он гремит у меня в груди, как пара игральных костей.

Мара.

Я слышу ее голос, но слова принадлежат Кейт. Ее дневник. Я столько раз перечитывала его за эти годы, что выучила наизусть. Неожиданно для себя я понимаю, что меня тянет куда-то вперед, и протягиваю руки. Тьма давит на меня, обездвиживает; огоньки проносятся мимо.

Кто-то берет меня за руку. Мара. Я чувствую ее теплое и сильное пожатие, чувствую ее пальцы на своей руке – единственное реальное ощущение в этом чужом для меня мире.

– Ты можешь ее слышать, – говорит Кейт.

Я поворачиваюсь и вижу, что она рядом – словно купается в ярком, каком-то неземном свете. Я вижу ее, окруженную сиянием, вижу зеленые глаза, белокурые волосы, широкую улыбку.

Сквозь тьму до меня доносятся слова: «Господи, Талли. Я ее помню».

Я тоже помню. Себя. Свою жизнь, уроки, которые я не усвоила, и людей, которых очень любила и которых подвела. Я помню, что видела сама: как они все собрались у моей кровати и молились за меня. Я хочу вернуть их. Хочу вернуться.

Я смотрю на Кейт и вижу все в ее глазах – наше прошлое. И еще что-то. Тоску. Я вижу, как она всех нас любит – меня, мужа, своих детей, родителей, вижу, как эта огромная любовь мечется между надеждой и невозможностью выразить себя.

– Что ты хочешь, Талли?

Слова Мары падают вокруг нас, мерцая в воде и опускаясь на мою кожу, словно легкие поцелуи.

– Мне нужен еще один шанс, – отвечаю я, и решимость словно пульсирует во мне, придавая силы моим безжизненным конечностям.

– Я пришла попрощаться. Мне нужно идти дальше, Талли. И тебе тоже. Я хочу, чтобы ты попрощалась со мной и улыбнулась. Только и всего. Твоя улыбка скажет мне, что с тобой все будет хорошо.

– Я боюсь.

– Улетай! Я отпускаю тебя…

– Но…

– Я умерла, Талли. Но я всегда буду с тобой. Иди…

– Я никогда тебя не забуду. Я не забуду, какими мы были – ты и я.

– Знаю. А теперь иди. Живи. Это такой дар… и… скажи моим мальчикам…

– Я знаю, – тихо говорю я Кейти. Она дала мне подсказки. Я прижимаю эти слова к сердцу, храню в своей душе. Я скажу Лукасу, что мама приходит к нему по ночам, шепчет на ухо ласковые слова и стережет его сон, что она счастлива и хочет, чтобы он тоже был счастлив… Я скажу Уильяму, что скорбь – это нормально и он должен отказаться от попыток заполнить пустоту в том месте, где раньше была мама. «Я не исчезла, – вот что она хотела сказать. – Я просто далеко». Я научу их всему, чему научила бы их Кейт, и прослежу, чтобы они знали, как сильно она их любит.

Отвернуться от нее – это самое сложное, что мне приходилось делать в жизни. Мне холодно, тело у меня тяжелое. Передо мной громадная черная гора, такая крутая, что она как будто отталкивает меня при попытке на нее взобраться.

На вершине мерцает свет. Я тянусь к нему, наклоняюсь, делаю еще один шаг.

Свет удаляется от меня.

Я должна подняться на вершину, туда, где мой мир, но я так устала, так устала. Но я не оставляю попыток. Медленно карабкаюсь вверх. Каждый шаг дается с трудом. Тьма отбрасывает меня назад. Свет звезд превращается в снег, и каждая падающая снежинка обжигает холодом мою кожу. Но свет не гаснет, а становится ярче. Он мигает, словно луч маяка, указывая мне путь.

Теперь я задыхаюсь и думаю: «Господи, помоги мне», – а потом понимаю, что это молитва. Первая настоящая молитва в моей жизни.

У меня не получится.

Нет! Обязательно получится. Я представляю рядом с собой Кейти, как в прежние времена, когда мы тащили велосипеды на Саммер-Хиллз и нас вел за собой лунный свет. Я собираюсь с силами и бросаюсь вперед – и вдруг оказываюсь на вершине горы. Я чувствую запах гардении и высушенной лаванды.

Свет повсюду, он режет глаза, ослепляет. Свет исходит от маленькой конической штуковины рядом со мной.

Я моргаю, пытаясь отдышаться.

– У меня получилось, Кейти, – шепчу я, но мой голос почти не слышен. Может, я даже не произнесла эти слова вслух. Я жду, когда она ответит: «Знаю», – но слышу только звук собственного дыхания.

Я снова открываю глаза, пытаюсь сфокусировать взгляд. Рядом со мной кто-то есть; я вижу чью-то фигуру в бликах света. Лицо, обращенное ко мне.

Мара. Она выглядит такой же, как и раньше. Красивой и здоровой.

– Талли? – недоверчиво произносит она, как будто я дух или видение.

Если я сплю, то не хочу просыпаться. Я вернулась!

– Мара, – на то, чтобы произнести ее имя, у меня уходит вечность.

Я пытаюсь удержаться, остаться, но ничего не выходит. Время ускользает от меня. Я открываю глаза – вижу Мару и Марджи, – я хочу им улыбнуться, но сил у меня нет. А это лицо моей матери? Я пытаюсь что-то сказать, но из горла вырывается только хрип. А может, это мне только кажется.

Потом я снова засыпаю.

28

Дороти сидела в комнате для родственников; руки со сцепленными пальцами лежали на коленях, а колени были сведены так плотно, что терлись одно о другое, стоило ей пошевелиться. Они все были здесь: Мара, которая выглядела какой-то безжизненной и одновременно взволнованной и все время ерзала, Марджи и Бад. Прошло три дня с тех пор, как Талли открыла глаза и попыталась заговорить. Ее тут же перевезли в больницу, где снова началась игра в ожидание.

Поначалу это казалось чудом, но теперь Дороти уже не была так уверена. Она лучше других знала, что чудес не бывает.

Доктор Бивен заверил их, что к Талли действительно возвращается сознание, но предупредил, что после такого продолжительного сна это произойдет не сразу. И долгосрочных последствий тоже не избежать. Звучало логично. Нельзя же проспать почти год, а потом проснуться и попросить кофе с булочкой.

Много месяцев Дороти молилась об этом. Каждый вечер она становилась на колени у постели дочери. Ей было тяжело, измученные суставы болели, но Дороти знала, что боль – это часть цены. Она становилась на колени и молилась, вечер за вечером – осень уступила место темной зиме, а затем снова просветлело, и пришла весна. Она молилась, когда ее овощи пускали корни и копили силы для роста; она молилась, когда из завязей появились яблоки и начали наливаться соком. Слова молитвы всегда были одни и те же: «Господи, пожалуйста, пусть она очнется».

Но за все это время, повторяя слова отчаяния и надежды, она не позволяла себе по-настоящему задумываться об этом моменте. Она боялась представить себе ответ на свои молитвы, словно могла сглазить их.