Читать книгу "Ностальгия - Игорь Поль"

– Группы два, четыре, пять. Снайперов на позиции. Огонь по пулеметчикам. Минометам открыть огонь. Группы два и пять – пулеметчикам внимание на ворота. Бить по любому шевелению.

Не успеваю договорить, как уже свистят мины и со звоном лопаются одна за одной с большим перелетом где-то за деревьями. Пулеметы революционеров открывают бешеный огонь по своим секторам. Пули с противным треском дырявят массивный шкаф позади меня. Обрушивают пласт штукатурки. Кирпичная крошка летит от окна.

– Слышь, Барбос, это Масляный, давай ближе один, – слышу из коммуникатора подобие корректировщика.

Мины снова свистят, и одна из них удачно бьет в верхний край бетонного забора, выбив в нем здоровущую дыру.

– Лево чуток, Барбос! – кричит корректировщик, и снова – «вжи-и-и-и-и-бум-бум». – Так держать, Барбос! Дай зажигалок! – Свист и грохот в ответ. Размеренное буханье перекрывает пулеметный огонь. Бой разгорается и идет своим чередом.

– Ой! – вскрикивает совершенно по-детски гранатометчик у крайнего справа окна, словно его шершень в шею укусил, и что-то разглядывает на себе удивленно. И, привалившись к стене, так и остается сидеть с выражением крайнего удивления в стекленеющих глазах. Кирпичная пыль курится над его головой красной дымкой.

– Группы два, четыре, пять. Гранатометчикам – огонь по окнам. Смена позиции после каждого выстрела, – и второму номеру убитого, который лежит под соседним окном: – Чего разлегся? Хватай трубу и бей по окнам, лапоть!

Слово «лапоть» мне очень нравится. Я не знаю его значения, но вот поди ж ты, прицепилось откуда-то. На мгновение высовываю нос в разбитое окно и тут же ныряю обратно. Во дворе красивыми брызгами горящего фосфора рвутся зажигательные мины. Одна удачно падает на крышу комендатуры, и вскоре оттуда уже поднимается столб черного дыма. Умолкает один пулемет – четко слышу нарушение ритма ответного огня.

– Группы два, четыре, пять! Всем стрелкам, беспокоящий огонь! Пулеметчики, не вмешиваться – внимание на ворота!

Гранатомет рядом со мной хлопает оглушительно, заполнив комнату вонючим выхлопом и пылью. Высовываюсь на мгновение – вспышки сквозь дым на фасаде.

– Меняй позицию, – кашляя от пыли, кричу гранатометчику. – Не зевай!

Выкатываюсь на перекосившуюся лестницу, закрывая нос рукавом. Моя троица вся тут. Внизу беспокойно топчется резерв – группа стрелков. Гранатометчик, молодой дюжий мулат, неуклюже толкается в соседнюю дверь.

– Отойди, деревня! – важно говорит ему Первый и парой выстрелов из дробовика сшибает дверь с петель. – Вот как надо, – скалится довольно, ожидая похвалы.

Оставшийся без командира гранатометчик перепуган до усрачки. Ноги у него как ватные. В голове туман. Надеюсь, он хотя бы себе под ноги не пальнет. Парень проталкивается в дверь, и вскоре дымный выхлоп выстрела выплескивается на лестницу.

– Все вниз! – командую своим. – Резерв, держаться за мной!

Прыгаю по ступеням. Нижний пролет обрушился. Осторожно держась за арматуру, спускаюсь на руках в груду обломков.

– Группы два, четыре, пять! Почему не слышу наблюдателей?! Наблюдатели, мать вашу, живы?

– Я жив, – говорит кто-то сквозь треск.

– Ты – это кто? – злюсь, перескакивая на очередной каменный островок.

– Я – Сито. Четвертая группа. Я на крыше, только тут провалилось все, одно только окно на чердаке свободно.

– Ты вот что, Сито, не забывай докладывать, что видишь. И стрелять не вздумай! Только смотри и докладывай. Понял?

– Понял. Вижу взрывы. Пулемет справа бьет. Левый затих вроде. С нижних этажей тоже стрелять начали.

– Понял тебя, Сито. Раз в минуту докладывай. Вторая и пятая, наблюдателей назначить, срочно. Докладывать каждую минуту!

– Сделаем. Ясно, – нестройно отзываются командиры.

Высоко над головой грохот. Вылетает дверь в дыму. Прыгают вниз обломки, стучат по стенам вокруг.

– Из гранатометов садят! – возбужденно кричит Первый, мой телохранитель.

Нашего новоиспеченного гранатометчика накрыло, похоже. Дьявол, говорил же ему – меняй позицию!

– Это Сито! Бьют из гранатометов!

– Ясно. Не пропусти, как выбегать начнут!

– Не пропущу.

– Это Ясный, вторая группа. У нас тихо, только с чердака постреливают, – докладывает наблюдатель с тыла.

– Давно затихли?

– Минут несколько. Мы им из труб хорошо дали.

– Понял, наблюдай дальше. Группы два, четыре, пять, внимание, возможно, сейчас пойдут на прорыв.

– Ясно. Поняли. Ага.

Вместе с резервом выбегаю во двор. Кто-то присвистывает удивленно: правая сторона дома – одни стены, остальное провалилось к чертям. Двор закидан обломками. Кто-то лежит под кипарисом, не разобрать, кто именно. Жилец, видимо.

– Это Ясный! У нас затихло все, не стреляют больше.

– Это Сито. У меня стреляют. Пулеметы снова лупят. Оба.

Выбегаем за угол. Свист мины. Разрыв осколочной прямо перед воротами. Звон осколков по камню.

– Резерв, ложись! Занять оборону! Все внимание – вон туда. Ты и ты, лечь здесь, наблюдать за тылом, – кричу своей своре.

Бойцы расползаются по земле. Щелчки затворов. Страх, неуверенность, азарт, любопытство, жадность, желание свалить ко всем чертям – чего только не льется в мой многострадальный котелок.

– Не дрейфить! Покажем им! Целиться лучше! – подбадриваю криком, который почти не слышен из-за грохота вокруг.

«Ага. Щас… Шнурки поглажу… Шустрый какой… А ничего пацан, не ссытся… Разбежался… Ща как дам по башке…» – от многоголосого мысленного хора хочется закрыть уши руками.

– Бегут! Бегут, командир! – истошный вопль Сито.

– Гранаты к бою! – приказываю и в коммуникатор: – Пулеметчики, готовсь! Прорыв!

И тут же грохот, свист осколков, пламя над головой – залп из гранатометов впереди. Ручные гранаты летят из-за забора, лопаются на середине улицы. Сильный взрыв раскидывает плети колючки – видимо, детонирует какой-то управляемый фугас. И из дыма выныривают неясные фигуры. Одна, две, много…

– Огонь! Огонь! – ору истошно, посылая перед собой длинные очереди. Дьявол, как же мне не хватает автоприцеливания сейчас!

Со страху и потому что в упор, мой резерв лупит так, что залюбуешься. Искры рикошетов от мостовой. Пулеметные трассы чертят дым вдоль улицы. Огонь в упор косит отчаянно бегущих людей.

– Гранатами огонь! – и сам выхватываю рубчатое яйцо и срываю кольцо.

Ворота скрываются в дымных вспышках. Чей-то отчаянный вопль на высокой ноте. Огонь стихает. Впереди никого. Только продолжает выть раненый за забором. Скулят рядом. Первый. Смотрит виновато, зажав плечо рукой. Зацепило напоследок. Мысли его – собачья вина. «Подвел я тебя, тененте-дьявол». Боль. Ему так больно, что он только и может, что скулить сквозь зубы.