Читать книгу "Мусульманская Русь - Марик Лернер"

— Цела она! Дома у нее ничего нет, и у вас тоже. Кремер сказал — сначала вас привезти, потом разбираться будем.

Так. У меня дома они все уже перевернули. Благодарность вам, господин Темиров, за проявленную смекалку. Правильно сделал, что ничего не оставил прямо на столе. Убирать квартиру заставлю Любку за ее дурость. Как нашли — не проблема. Даже если имен у них сразу не было, по номеру машины вычислить на раз-два. Если уж знают, кто свидетели, то и напарника найти несложно. Про фотопленки не в курсе — ищут бумажные документы, значит, не она болтала. И что теперь? Резать глотки — совсем не приятное занятие, да и дергаться начнет. Хуже — всего кровью заляпает, а мне по улицам бегать. А чего, собственно, я должен ножками, если транспорт имеется?

— Оружие есть?

— Да.

— Медленно, очень медленно вынимаешь и отдаешь мне, держа за дуло.

Он потянулся и достал из внутреннего кармана стандартный «вальтер». Протянул назад.

— Молодец, — принимая, похвалил я. — Теперь пальто распахни, чтобы я видел…

Вроде не врет. Больше ничего. Какой замечательно послушный, прямо как я был не так давно. Не нравится мне это. И успокоился. Плохо. Как бы чего не выкинул. Я уже не мальчик бегать за разными прыткими, если выскочит.

— Как тебя зовут?

— Хельмут.

— Ремень с брюк сними, Хельмут, и мне отдай.

Он начал поспешно выдергивать ремень из петель, стараясь не шевелить головой.

— Замечательно. Еще дверь запри. А теперь поехали!

— Куда?

— А девушка что, не дома?

— А, — с облегчением сказал он, заводя двигатель. — Там.

Он вел машину медленно и аккуратно. Попытался болтать, но выслушивать про его планы и трудности у меня не было ни малейшего желания. Пара дополнительных вопросов по обстановке — и я его заткнул без сожалений. Только утром вспоминал Радогора, а сам ничуть не лучше.

Те, кто слишком долго и много видели смертей, обычно делятся на две категории.

Первая звереет и превращается в скотов — они уже не могут без крови. После войны по всем участвовавшим странам была сильнейшая вспышка преступности. Люди привыкли к убийствам и перестали бояться последствий, как и уважать закон. Оружие в руках очень меняет человека. Совсем по-другому себя чувствуешь. Сильным, смелым. Нет для тебя преград, и никто остановить не может. Только пуля.

Вторая возвращается к нормальной жизни, но стоит случиться чрезвычайному событию, как вся эта муть моментально всплывает. Нет у меня в душе уважения к чужому неприятному существованию рядом. Не трогай меня — и я тебя не трону. Нормальный человек должен думать: а что будет дальше — и в принципе не стучать ближнего и дальнего своего по башке топором или выпускать ему кишки ножом. А мне как-то фиолетово. Нет, в тюрьму попасть не мечтаю, как раз наоборот, но чего-то сдерживающего явно не хватает. Смахивает на то, что я не вполне нормален, но абсолютно комфортно себя чувствую. Впрочем, по бытовухе еще никого не прикончил и не собираюсь. Разве что по роже противной настучать, да и то нечасто. Надо ж иметь какие-то границы!

Ну а если не соображаешь, что бывшего фронтовика не стоит задевать без веской причины, — придется ответить. И буду я скакать на манер принца на белом коне, спасать красну девицу, вполне заслужившую собственным поведением серьезного воспитательного процесса. Уж хорошую оплеуху она, без сомнений, получит. Не потому я собираюсь работать спасателем, что весь из себя замечательный, а исключительно по той причине, что не хватило силы настоять на своем. Надо было послать ее, к шайтану, домой и самому лезть в чужую квартиру. Выходит, сам и виноват со всех сторон.

— Я это, — нетерпеливо сказал бывший шофер в потемневший глазок у двери. — Мы привезли журналюгу, — поспешно добавил он, правильно реагируя на толчок «Вальтером» в спину.

Замок заскрежетал, и дверь начала открываться. Мой шофер диким вепрем прыгнул внутрь, сметая с пути встречающего, и завопил: «Wasser!»[58]

При чем тут вода, я не понял, но раздумывать было некогда. Пуля попала ему в спину, и доблестного бегуна швырнуло на стену. Знал же, что вся эта покорность показная, но не ожидал такого идиотизма. Он что, думал, я стану кричать: «Стой, руки вверх»? Предупреждал я его словесно и пример предоставил в виде покойного жлоба, но до некоторых ничего не доходит. Судьба. «Аллах никогда не отсрочит человеку смерти, если настал его смертный час».[59]

Лапающему карман, из которого он никак не мог извлечь пистолет, второму немцу я выстрелил в голову. Это бывает, когда от неожиданности вгоняет в ступор. Тысячу раз проделывал, и вроде бы никаких сложностей, но в самый ответственный момент что-то там цепляется. На гаком расстоянии сложно промахнуться, и пуля, войдя в глаз, вышла из затылка, снеся половину черепа. Явно неподходящий экземпляр на роль идеологического лидера Народной партии. Наличествуют мозги, запачкавшие стену. Ему бы воспользоваться ими по назначению и постараться меня кулаком достать, но молодой еще и неопытный камрад. На войну не успел и в атаки не бегал. Оно и хорошо: в ближнем бою молодость может уделать опытность.

Я для спокойствия выстрелил повторно в моего недолговечного таксиста, скребущего пальцами полированный паркет. Зачем ему мучиться и мне на нервы действовать, отвлекая. Перешагнув через него (не вырастет уже, бедняга), не стал с диким воплем врываться в комнату. Если «язык» не соврал, должен быть еще один. А если пытался мне лапшу на уши повесить, то и больше. Вбегать — подставляться. А спешить мне некуда. Законопослушные бюргеры уже должны телефонировать в полицию. Не трущобы, чай, какие. Вполне приличный дом, и стрелять здесь в вечернее время запрещено.

Запасной обоймы у меня нет, зато есть запасной пистолет. Всегда лучше, когда много патронов. Меняем «вальтер» жлоба на «вальтер» шофера, становимся сбоку и осторожно толкаем ногой дверь. Очень удачно, что она была приоткрыта. Мне совсем не улыбается трогать ручку и проверять, пробьет пуля доску или нет.

— Русский, — сказал голос за дверью, — ты кино про ковбоев любишь?

— Я люблю хорошее кино, а про ковбоев или про любовь — мне без разницы.

— Ну тогда не будем устраивать дуэль под траурную музыку. Ты очень шустрый оказался. Я стрелять не буду, и ты тоже не сможешь. Заходи!

— Любка, — позвал я по-русски, — он там один?

Заодно и проверка. Есть она внутри или уже с Аллахом беседует о прегрешениях тяжких.

— Один. И он меня держит, — ответила вполне нормальным голосом.

— Один я, — ответил по-русски мужчина. — Извини, на вашем языке полноценно общаться не получится. Я все больше по военному справочнику учился. «Руки вверх!», «Где штаб?», «Как проехать в населенный пункт?». Так что дальше отвечай по-немецки. А хитрить не надо. Сказать сложно, а понять смогу.