Читать книгу "Скульпторша - Майнет Уолтерс"

Никаких обвинений против полицейской команды, расследовавшей дело, выдвинуто не было. Начальник полиции выпустил пресс-релиз об ужесточении контроля за процедурами, особенно по получению показаний свидетелей. Он подчеркнул также, что в отношении Олив были приняты все меры для соблюдения ее прав. Учитывая все обстоятельства, можно было считать ее признание соответствующим действительности. Кроме того, он снова настоятельно рекомендовал публике не притрагиваться ни к каким предметам, находящимся на месте преступления, с целью сохранения улик.

Связь с преступлением мистера Крю, особенно в том, что касалось растраты средств Роберта Мартина, вызвала нездоровый ажиотаж в обществе. В худшем случае ему вменялось в вину умышленное подведение под обвинение Олив с целью получения неограниченного доступа к деньгам. В лучшем же — упреки в запугивании и психологическом давлении на молодую женщину, тогда как сам он обязан был блюсти ее интересы. Мистер Крю отрицал обвинения, ссылаясь на то, что никто не мог предвидеть как внезапного обогащения Роберта Мартина, так и столь же внезапной кончины. Поскольку рассказ Олив соответствовал заключению медицинской экспертизы и не вызывал особенных сомнений, адвокат, как, впрочем, и полиция, принял самооговор женщины за истину. Посоветовав Олив хранить молчание, он не несет никакой ответственности за сделанное ею признание. Выпущенный под залог, адвокат находился на свободе, хотя, учитывая тяжесть выдвинутых обвинений, многие из его клиентов уже давно бы находились за решеткой.

Узнав, какие доводы Крю приводит в свое оправдание, Роз рассвирепела и в компании репортера подкараулила адвоката на улице.

— Об ответственности и обязательствах можно говорить бесконечно, мистер Крю, — начала она. — Но я прошу вас объяснить мне только одну вещь. Если заявление Олив соответствовало результатам экспертизы судебной медицины, как вы утверждаете, почему она говорила, что на зеркальце не появилось тумана, в то время как Гвен и Эмбер были еще живы? — Он попытался убежать от нее. Роз ухватила адвоката за рукав и не отпускала. — Почему она не рассказала о том, что топор оказался слишком тупым, и она не смогла отрубить голову Эмбер? Почему она не добавила и то, что ударила сестру топором четыре раза, прежде чем догадалась переключиться на кухонный разделочный нож? Почему она ничего не сказала о драке со своей матерью и о том, что успела исцарапать горло женщины, прежде чем перерезала его? Почему не упомянула о том, что впоследствии сожгла одежду жертв? Другими словами, попробуйте хоть что-нибудь процитировать из ее заявления, что соответствовало бы результатам судебной экспертизы.

Он сердито выдернул рукав.

— Она говорила, что применяла и топор, и нож.

— Но ни на том, ни на другом не осталось ее отпечатков пальцев. Получается, что судебная экспертиза не может подтвердить это заявление.

— Она сама была вся в крови.

— Вот именно, что вся, мистер Крю. Но в своем заявлении она не утверждала, что каталась по полу и потому вымазалась так сильно.

Адвокат попытался улизнуть, но путь ему преградил другой журналист.

— Следы на полу, — произнес мистер Крю. — Тогда на полу были найдены только ее следы.

— Да, — кивнула Роз. — И только по одной этой улике, которая идет вразрез со всеми остальными, вы сделали заключение о том, что Олив — психопатка, и готовились защищать ее, исходя из того, что старались доказать, будто в момент преступления она была невменяема. Почему вы не разговаривали с Грэмом Дидзом и не выяснили, каким образом отец пытался спасти ее? Почему у вас не возникло сомнений в собственной правоте, когда она приготовилась выступить с заявлением, признаваясь в том, чего не совершала? Почему, черт возьми, вы обращались с ней не как с человеком, а как с каким-то чудовищем?

Он поморщился и остановился.

— До только потому, мисс Лей, что она и есть самое настоящее чудовище. Даже хуже, она — умное чудовище. Вас не беспокоит то, что несчастная женщина, которой суждено занять место Олив, единственная, кто не может сражаться и противостоять обвинению из-за своего слабоумия? Вас не волнует, что Олив дождалась, пока умрет ее отец, прежде чем позволила поговорить с ней и заняться ее делом? Попомните мои слова: она хотела во всем обвинить его, и ей бы это, скорее всего, удалось сделать. Он мертв, но вместо него вы подали ей миссис Кларк. — Он впился в Роз злым взглядом. — Те доказательства, которые вам удалось раскопать, вызывают сомнения в вине Олив, но не более того. Обработанные на компьютере фотографии можно трактовать так же свободно, как и понятие психопатии. — Он покачал головой. — Конечно, теперь Олив выйдет на свободу. В последние годы правосудие стало совсем уж шатким. Но я находился с ней в тот момент, когда Олив Мартин делала свое заявление, и я еще раз повторю вам, что это весьма опасная женщина. Она охотится за деньгами своего отца. А вас обвели вокруг пальца, мисс Лей.

— Она не опасна даже наполовину, как опасны вы сами, мистер Крю. По крайней мере, она никому не платила за то, чтобы разрушить чей-то бизнес и создать угрозу для человеческой жизни. Вы просто дешевый мошенник.

Крю пожал плечами.

— Если это обвинение появится в печати, мисс Лей, я подам на вас в суд за клевету, и вам это разбирательство обойдется гораздо дороже, чем мне. Надеюсь, вы запомните это.

Журналист наблюдал за тем, как Крю, наконец, вырвался от Роз и поспешно удалился.

— Надеюсь, то, что он говорил здесь об Олив, неправда? — обратился он к Роз.

— Конечно, — рассердилась женщина, почувствовав сомнение в голосе коллеги. — Но теперь, по крайней мере, ясно, почему она его недолюбливала. Наша страна сошла с ума, если считает, что присутствие адвоката автоматически защищает права осужденного. Все они так же ленивы, склонны ошибаться и мошенничать, как и остальные люди. Оплошности адвокатов частенько обходятся их клиентам очень дорого.

* * *

Книга должна была выйти менее чем через месяц. Роз закончила ее в рекордные сроки в тишине и уюте коттеджа Бэйвью, который она все же купила. К такому решению она пришла после того, как поняла, что не сможет работать под шум ресторана, находящегося внизу. «Браконьер» открылся заново и пользовался популярностью, поскольку теперь Хэла считали героем, сражавшимся против организованной преступности. А его связь с делом Олив Мартин, и в особенности попытки содействовать ее освобождению, стали дополнительной рекламой. Хэл одобрительно отнесся к тому, что Роз купила себе коттедж. Особенно ему понравилось заниматься любовью под шум прибоя. Это было гораздо приятней, чем созерцать решетки на окнах «Браконьера».

И, конечно, там Роз чувствовала себя в полной безопасности.

Хэл внезапно обнаружил в себе способности любить человека и заботиться о нем, о чем раньше и не подозревал. Эти чувства казались ему даже глубже любви. Они включали в себя все эмоции, от обожания до животной страсти. И хотя сам Хоксли никогда не считал себя одержимым, то теперь одна мысль о том, что Стюарт Хейз оставался на свободе, выпущенный под залог, делала его жизнь невыносимой. Наконец, Хоксли решился и, в один прекрасный день, нанес Хейзу визит в его собственном доме. Тот в это время играл в саду со своей десятилетней дочкой. Тогда Хэл предложил Хейзу такое, от чего тот не смог отказаться. Жизнь за жизнь, и если что-то случится с Роз, то же самое произойдет и с девочкой Стюарта. Хейз увидел в темных глазах Хоксли такую неподдельную решимость, что сразу согласился на бессрочное перемирие. Его любовь к дочери могла быть сравнима разве что с любовью Хэла к Роз.