Читать книгу "Горны Империи - Олег Верещагин"

– Пожалуйста, дослушайте… Это не за ботинки. Научите ребят, которых я дам, работать с кожей. Вы же не только ботинки тачать умеете, верно?

* * *

Ивана Купалу в отличие от Дня Девочек отмечали и здесь. Денис сколько себя помнил, столько помнил и этот летний день – праздник летнего солнцеворота. Его отец несколько раз был «урядником» в районе, где проживали Третьяковы. С самого утра девушки собирали травы и цветы, плели венки и припасали травы-обереги – полынь, зверобой, а то и просто крапиву. На улицах Петрограда тут и там можно было встретить их – с целыми пучками на поясах. Парни срубали деревья – чаще всего вербы – высотой в два человеческих роста, ставили на местах, выбранных компаниями для проведения гуляний, чаще всего у воды. Девушки украшали дерево – «марену» (так называлось оно на родине Войко, и это название прижилось в их с Денисом отряде) или «купалу» – цветами и цветными лоскутами ткани. Под дерево прилаживали изображение Ярилы – связанную из соломы куклу величиной в половину человеческого роста с внушительным мужским достоинством, окрашенным в красный цвет. Перед «Ярилой» на блюдах раскладывали еду. Парни заготавливали дрова и складывали неподалеку от деревца два будущих костра. Один, большой – «Купалец» – иногда высотой был до второго этажа; в середине его устанавливали высоченный шест, на вершине которого крепили деревянное просмоленное колесо. Другой костер, колодцем, до пояса – «крада» – был нужен для сожжения лика Ярилы. Венки, крапиву для купания и травы-обереги складывали тоже под деревом. И около четырех часов пополудни начиналось самое интересное…

Денис знал этот обряд от и до. И очень обрадовался, когда увидел, что и тут он мало чем отличается от привычного… но сегодня ему не хотелось праздновать ни с кем – ни с родными, ни с новыми друзьями. Дениса трясло от возбуждения, когда он седлал коня, мурлыча про себя, чтобы успокоиться, как бы показать самому себе: ничего необычного не происходит:

Открывай калитку тихонько —

Слышишь, праздник-то какой?

Слышишь песен голос звонкий —

Над кострами, над рекой?

И кровь прыгала в висках в ритме много раз слышанных бубнов:

Купала – Ивана Купала,

Купала – Ивана Купала —

Купала!

Хэй-хэй!

И несколько раз ткнулся лицом в гриву Серого, чтобы унять дрожь. Денис был одет, как привык одеваться на праздники – белая рубаха с красной вышивкой по вороту, обшлагам и подолу, широкий пояс с чеканной пряжкой и ножом (не скаутским – мужским русским ножом, «полевкой»), свободные синие штаны, узкие черные сапоги без каблуков, волосы схвачены вышитой повязкой. Продолжая напевать, Денис вскочил в седло и ткнул Серого:

– Но-о!..

…Погадай мне – мне не страшно!

Видишь – там, вдалеке,

Где-то папоротник в чаще

И плывут венки по реке…

…У казаков гуляли уже вовсю. В роще, окружавшей станицу, Денис буквально наткнулся на хоровод – девчонки водили его вокруг дерева, одновременно передавая друг другу здоровенный черпак с чем-то золотистым. Парни дудели в рожки и били в бубны, а девчонки пели хорошо знакомое Денису:

Во поле было, во поле,

Стояла береза.

Она ростом высока,

Листом широка.

Как под этой березой

Лежал Кострома;

Он убитый – не убитый,

Да убрусом покрытый.

Девица-красавица

К нему подходила,

Убрус открывала,

В лице признавала:

«Спишь ли, милый Кострома,

Или чего чуешь?

Твои кони вороные

Во поле кочуют».

Девица-красавица

Водицу носила.

Водицу носила,

Дождичка просила:

«Создай, Боже, дождя,

Дождичка частого,

Чтобы травоньку смочило,

Остру косу притупило».

Как за речкой, за рекой

Кострома сено косит,

Бросил свою косу

Среди покосу…

Ромка – тот самый казачонок с табачного цвета глазами с вертикальным зрачком – вроде как ненароком задел чучело Ярилы – оно упало. Кто-то из девчонок отчаянно крикнул:

– Ярила умер!!!

Хоровод остановился. Парни подняли «Ярилу», затормошили его. Девчонки кричали:

Ой, ой! Помер он, помер!

Какой же он был хороший!

Не встанет он больше!

Ой, да как же нам расставаться с тобою?

И что за жизнь, коли нет тебя!

Приподнимись хоть на часочек!

Чучело понесли вокруг деревца, пятясь задом наперед под выкрики девчонок:

Батюшка Кострома, свет Ярила!

На кого ты нас покинул!

Закрылись твои ясны оченьки!

Денис закусил губу. Когда в годы прошлой войны под низким беззвездным небом умерли выдуманные хитрецами боги «мировых религий» – во многом вернулась прежняя вера. Та, с которой Человечество начиналось. Вера в то, что мир вокруг – живой…

Шествие между тем дошло до погребального костра, осторожно уложило «Ярилу». Костер зажгли с четырех сторон и, переговариваясь, пересмеиваясь, стали расходиться к еде и питью.

Денис не стал вмешиваться – тронул коня и проехал стороной…

…Около мазанки Мелеховых никого не было. Ну и понятно – едва ли во всей станице сейчас можно сыскать хоть одного человека, от грудных детей до стариков… Денис въехал во двор верхом. Наклонился и постучал в дверь.

Шагов он не услышал. Но через какие-то секунды из-за двери послышалось:

– Кто там?

Знакомое. Род… родное.

– Иван Купала, – ответил Денис.

Дверь распахнулась.

Настя была в праздничном наряде. На поясе висели два свежих венка – слева и справа.

– Я еле осталась, с собой все звали… – Настя подняла лицо. – Но я не верила, что ты приедешь. У вас, наверное, тоже празднуют. А ты теперь, говорят, там вообще главный… Не верила… а все равно… так… ждала.

– Дай руку, – Денис протянул ладонь.

Настя упрямо мотнула головой, вышла, притворив дверь. Направилась в конюшню и через минуту, не больше, выехала на серой кобылке – боком в седле, но ловко.

– Это моя Туманка, – сказала она, подъезжая к Денису, – узкий носок ее сапога ткнулся в носок сапога Дениса. – Я на ней езжу уже четыре года. И ни разу не падала. Поедем?

«Куда?» – хотел спросить Денис.

Но вместо этого свел пятки на конских боках:

– Поедем…

…Мальчишка и девчонка ехали речным берегом – прямо в горящий в щели между облаками и горизонтом густой алый закат, со стороны которого дул теплый упругий ветер. Откуда-то из низины, где между деревьев россыпями горели и двигались огни, неслось: