Читать книгу "Испытание киллера - Лев Пучков"

Вокзальная бригада была почти вдвое меньше и контролировала вокзал и прилегающую к нему территорию. Командовал бригадой Вадик Нигматулин по кличке Татарин. Вокзал располагался в самом сердце землицы Октябрьской и раньше входил в состав Октябрьского района: это Феликс, взяв бразды правления Центральной группировки, выделил его в самостоятельную «административную» единицу. Этот факт больно ранил самолюбие октябрьского предводителя Гоги и не давал ему покоя со дня убытия Феликса в царство теней. Внешне это никак не проявлялось, но дотошные аналитики ПРОФСОЮЗА зафиксировали несколько фактов, свидетельствующих, что между двумя бригадами отнюдь не все обстоит столь благополучно.

Со дня смерти Феликса Гога несколько раз подкатывал к Татарину с предложением безвозмездно отойти под его сильную руку. Свое желание возглавить альянс Гога мотивировал перспективой образования мощной группировки, которая стала бы сильнейшей как в городе, так и в области. Но основные мотивы, движущие Гогой, оставались в черных недрах махровой бригадирской души. Гогу точила жлоба. Весь огромный Октябрьский район давал оборот «черного нала» едва ли не меньший, чем тот, что прокручивал через вокзал монументально спокойный и рассудительный Татарин. Татарин всякий раз отвечал отказом.

Объектом нашего внимания стали также отношения между азербайджанской общиной и бригадиром Кировского района Витей Снеговым по кличке Протас. ПРОФСОЮЗ подсунул мне такие данные на Протаса и мамедов, что не надо было никаких аналитических групп для выработки единственно верного решения, ведущего к крайнему обострению между первым и вторым. В досье было все расписано как по нотам — иди и играй!

Азербайджанская община «держала» торговлю фруктами, ювелирное дело и наркотики и выглядела вполне миролюбиво: мамеды никого не грабили и не убивали зря — немногочисленная боевая дружина, состоящая из бойцов, прошедших карабахскую школу, занималась охраной семейного бизнеса и использовалась в экстренных случаях. Тем не менее мамеды имели в криминальном мире города и области значительный вес, и конфликтовать с ними опасались. Все знали, что каждый мужчина-азербайджанец встанет под ружье и будет до последней капли крови отстаивать интересы рода. Руководили общиной уважаемые товарищи предпенсионного возраста — братья Аллавердиевы: Гусейн, Байрам, Сеид-Ага и Мамед.

Давным-давно Гусейн Аллавердиев перебрался в Новотопчинск с женой и детьми и начал скромно торговать фруктами, которые привозил его брат-дальнобойщик Байрам. Вскоре в наш город приехали все братья Гусейна. Торговый бизнес их постепенно расширялся — восточные люди умеют ладить с властями. И постепенно каждый из братьев перетащил в Новотопчинск всех своих родственников, те — своих, и очень скоро, лет через пять, в области вовсю трудился клан Аллавердиевых: братья двоюродные, троюродные, сестры, племянники, тетки, мужья и жены, и так далее и тому подобное. Короче, все — родственники. В общей сложности что-то около двух тысяч человек. Им глубоко до лампочки все наши конституции и права: есть старейшины, вожди, так сказать, есть закон кровной мести, и все это вполне вписывается в такое понятие, как «суд шариата».

Бригадира кировской братвы Протаса и азербайджанцев связывал общий бизнес — наркотики. При всех отрицательных качествах Протаса в деловой хватке и перспективном планировании ему отказать было нельзя. Огромные массы рабочего люда, ютившиеся на территории Кировского района, подростки и молодежь пред — и послеармейского возраста во все времена испытывали неукротимую тягу к «торчку», дабы хоть на краткий миг оторваться от реалий этой гнусной и безрадостной жизни и воспариться в сказочном мире сладких наркотических грез. Протас — душка! — эту тягу реализовывал в полном объеме: хорошо отлаженная машина сбыта наркотиков в Кировском районе работала бесперебойно. Поначалу наркотики распространяли сами азербайджанцы, отстегивая Протасу за «крышу» определенную сумму.

Протас недолго наблюдал за тем, как мамеды жируют на его территории: в один прекрасный день он дал команду всех наркоторговцев с Кировского удалить и установил жесткий контроль за границами своей «вотчины». А сам встретился с Гусейном и сказал: буду торговать сам. От вас мне нужно только регулярное поступление очередной партии «дури» по сходной цене. Гусейн попытался было уговорить бригадира оставить все как есть, мгновенно усмотрев большие убытки от грядущей перемены, но Протас уперся: или так, или вообще никак. Деваться Гусейну было некуда, а поскольку оптовые цены на тот или иной вид «дури» хорошо известны, «закроить» при установке таксы не получилось. И стал еженедельно Протас получать заранее обусловленную порцию наркотиков для распространения в своем районе, а специально назначенные Протасовы люди начали удачно торговать «химкой» и «чернухой» в разных подвальчиках и забегаловках.

ПРОФСОЮЗ не зря уделил столько внимания отношениям мамедов и кировцев. Несмотря на то, что Протас имел тройную прибыль от продажи «дури», он постоянно сетовал на необходимость отстегивать крупную сумму за каждую партию поступающего «товара».

— Мне бы эти триста «лимонов» на другое пригодились! — Эта ритуальная фраза, в досадливом тоне высказываемая после еженедельного расчета в своем кругу, в профсоюзной папке была подчеркнута жирной линией… Протас был страшно жаден. Аналитики нашей конторы провели это качество через все досье красной нитью — только круглый идиот мог не догадаться, к чему они клонят…

Развлечься «телефонной войной» предложила Оксана.

— Гога очень впечатлительный, очень мнительный и легко раздражающийся тип, — сказала Оксана. — Я вам твердо обещаю: трое суток устойчивого режима «телефонная война» сделают из него полноценного неврастеника и в критический момент — коль скоро таковой будет удачно подан — заставят его действовать крайне неадекватно. Крайне остро. И абсолютно предсказуемо…

В рамках «телефонной войны», да и вообще для качественного контроля за фигурантами «Троянского коня», я попросил Славу организовать полную прослушку жилищ Гоги, татарина, Протаса и Гусейна Аллавердиева.

Как только Слава доложил об установке постоянного прослушивания фигурантов, мы приступили к осуществлению Оксаниного проекта…

…Гога проживал в четырехкомнатной квартире, расположенной в новой шестнадцатиэтажке, стоявшей на окраине Октябрьского парка культуры и отдыха, и в первую ночь «телефонной войны» спал не один. Точнее — совсем не спал, а совершал возвратно-поступательные движения и сосредоточенно сопел, предвкушая скорое завершение своего упоительного секс-труда. Поэтому настойчивый телефонный звонок его совсем не обрадовал. Но увы — особенность бригадирова положения состояла в том, что ему по телефону могли в любое время дня и ночи звякнуть по очень неотложному делу, а потому приходилось держать телефон включенным.

Остановившись на полфрикции, Гога мимоходом бросил взгляд на часы и отметил, что имеет место половина второго ночи. Значит, звонить могут только по делу. Досадливо крякнув, бригадир нажал на клавишу включения и прорычал в трубку:

— Слушаю, бля!

— Срочное сообщение! — тревожно завопил на другом конце противный прокуренный бас. — Ты, Гога, лучше на балкон не выходи. Для тебя так будет безопаснее!