Читать книгу "Судебные ошибки - Скотт Туроу"

— Как только пойму, что говорить об остальном.

— Об остальном? Это личное касательство?

— Думаю, можно сказать и так.

Здесь, в кабинете, они разговаривали более спокойным, отстраненным тоном. Мюриэл сложила руки на груди и спросила, не считает ли он произошедшее между ними ошибкой.

— Если бы знал, как считаю, Мюриэл, то приехал бы и сказал. Честно. Как считаешь ты?

Она погрузилась на миг в мрак своих чувств и понизила голос.

— Я считала, что было замечательно быть с тобой. Несколько дней находилась на седьмом небе. Потом поняла, что ты не хочешь со мной общаться. Почему?

— Не могу выносить этого в большом количестве, — сказал он.

Мюриэл спросила, чего «этого».

— Трахания с тобой, где придется, — ответил он. — Либо мы приходим к согласию, либо забываем об этом. Я уже не в том возрасте, чтобы жить в неопределенности.

— Я не хочу жить в неопределенности, Ларри. Я хочу, чтобы ты присутствовал в моей жизни.

— В какой роли?

— Как человек, с которым я связана. Прочно связана.

— Временно? Постоянно?

— Мать честная, Ларри. Я говорю о потребности, не о плане боя.

— Мюриэл, я больше не стану встречаться тайком. Либо да, либо нет.

— Что значит «да» и «нет»?

— "Да" — ты уходишь от Толмиджа, я от Нэнси. Мы говорим раз и навсегда, что совершили в прошлом ошибку, большую ошибку, и постараемся сохранить то, что осталось.

— Прелесть, — сказала Мюриэл. Коснулась груди, где сильно заколотилось сердце. — Прелесть.

В ожидании этой встречи мысль ее не шла дальше возможности очередного свидания, и до последних секунд она смирялась с тем, что этому не бывать.

— Я серьезно.

— Вижу.

— И не убежден полностью, что хочу этого. Но после этих слов больше уверен, что меня не удержит ничто.

— Ты говоришь все как есть, Лар?

— Стараюсь.

Ларри был раздражен, он часто раздражался, страдая при мысли о возможном отказе. Что до нее, на прошлой неделе она рассталась с ним обеспокоенной, многим опечаленной, нервозной из-за чувства вины. Однако сквозь все это пробивалось ощущение беззаботного счастья. Она избавилась от чего-то. Несмотря на опасность, глупость, эгоизм своего поступка, она чувствовала себя на воле. И пока Ларри не давал о себе знать, ее больше всего печалила утрата этого чувства.

— Я довольна, что ты это сказал, — произнесла Мюриэл. — Поверь.

Она говорила спокойно, но в душе ее по-прежнему царил страх. Столько всего вдруг навалилось одно на другое, грозя рухнуть. Ее брак. Работа. Будущее. Положение в обществе.

Стоит любовь отказа от той жизни, которой хотелось? Этот вопрос так определенно вырвался из глубины ее сознания. Достаточно ли будет любви — подлинной, бурной любви в сорок четыре года — взамен всего остального, к чему она стремилась? Стихи и романы говорили, что единственный ответ — да. Но она не была уверена, что это справедливо для взрослых. По крайней мере одной взрослой.

— Мне нужно подумать об этом, Ларри. Серьезно подумать. Было видно, что последняя фраза понравилась ему.

— Да, — сказал он. — Подумай серьезно. — Задержал на ней взгляд. — Только, может, ты не станешь со мной разговаривать.

— А почему?

Раздражение его внезапно прошло. Ларри сник в дубовом кресле рядом с углом ее стола.

— Потому что, — ответил он, — я до сих пор не сказал, что обнаружил Мо на том пистолете.

* * *

В течение двадцати с лишним лет Ларри почти ежедневно преследовал самых опасных, с позволения сказать, людей. Гонялся за ними по темным лестницам и закоулкам, даже возглавлял в бронежилете группу захвата, когда брали Хан-Эля, главаря «ночных святых», который скрывался с партией оружия. При этом Ларри бывал всегда оживленным, взвинченным, как в школе на бейсбольной площадке. Ни разу не испытывал такого ужаса и противного вкуса подступающего к горлу желудочного сока, как сейчас. Никто не вызывал у него такого страха, как сидящая напротив женщина. Вдруг стало непостижимо, почему он не сказал ей о том пистолете на прошлой неделе. Истина, насколько он мог понять, заключалась в том, что ему надоело позволять Мюриэл устанавливать все правила.

Слушая его, она съеживалась, становилась твердой и холодной, будто камень.

— И что ты сделал с заключением Дикермена? — спросила она, когда он умолк.

— Допустим, потерял.

— Допустим.

Она опустила голову на ладони.

— Мюриэл, это не имеет значения. Те убийства совершил Шланг. Ты знаешь, что он. Даже если вместе с Эрно и Коллинзом, все равно он.

— Это версия, Ларри. Твоя версия. Может быть, наша. Но их версия заключается в том, что Эрно совершил их в одиночку. И она, пожалуй, несколько более убедительная, если учесть, что на спусковом крючке орудия убийства обнаружен отпечаток его пальца.

— Предполагаемого орудия убийства.

— Ставлю сто долларов, Ларри, что подлинного. Ставишь сотню на то, что нет? Может, десятку? — Она обожгла его взглядом. — Как насчет пятидесяти центов?

— Ты права, Мюриэл.

— Господи. — Она потрясла головой. — О чем только ты думал, Ларри?

— О своих бедах, — ответил он.

— Ларри, кончай нести ерунду. Сегодня же отправь револьвер на баллистическую экспертизу. Потом сразу же на серологическую. И пусть установят его принадлежность по серийному номеру.

— Будет исполнено, мэм.

— Тебе повезло, что так вышло. Если узнает Артур, ты окажешься в Редьярде. Понимаешь это?

— Мюриэл, избавь меня от этой мелодрамы.

— Я не шучу.

— К черту это, Мюриэл. Послушай меня. Тут всего несколько дней задержки. Обвинитель никогда не знает всего. Всего тебе и не нужно знать.

— Что ты имеешь в виду?

— Оставь, Мюриэл. Сама знаешь эти дела. Ты не спрашиваешь у мясника рецепт изготовления его колбасы. Это колбаса, и ты знаешь, что это колбаса. В ней нет ничего ядовитого.

— Ларри, чего я еще не знаю?

— Будет тебе.

— Нет уж. Больше не будем играть в игру «Положись на меня».

— Это вызов?

— Понимай как знаешь.

Соперничество между ними было острым, и Ларри, как всегда, знал, что проиграет.

— Отлично. Думаешь, та камея действительно была в кармане у Ромми?

Этим он ошеломил ее. Даже Мюриэл Свирепая обладала чувством страха.

— Думала.

— Так вот, была.