Читать книгу "Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков - Коллектив авторов"

госпожа и подруга, пишу Вам два слова, чтобы сообщить, что буду ждать Вас в Александрии.

Я надеюсь, что погода будет хорошей, когда Вы будете здесь. Луна будет полной 13-го, так что если на море тепло и спокойно – Вы на нее полюбуетесь. Глядя на нее, подумайте немного о друге, который предан Вам и который хотел бы сделать целью своей жизни помощь Вам, даже в ущерб себе. А. Волков

fP.S.] […] По утрам ешьте только кашу с молоком и избегайте острого за ужином. Вот от чего я заболел.

* * *

[22.3.1892; Луксор – Луксор. Телеграмма в Луксор, отель «Луксор», госпоже Маркетти]

ЗАБРОНИРОВАЛИ ДЛЯ ВАС ОДНОМЕСТНУЮ КАЮТУ НА HYDASPES 29 МАРТА С МЕСТОМ ДЛЯ ГОТОВКИ ЗА ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ ПЛАТУ

* * *

[4.4.1892; Каир – Триест]

[…] Твоя телеграмма пришла в этот момент, это уже вторая. На сердце стало полегче, Леонор, моя дорогая подруга. Ты на работе и грустишь. Хотя не больше меня. Моя работа не идет.

Я хочу только одного: сделать твой портрет. Чувствую, что могу сделать это сейчас, и после работы над всеми фотографиями твоих поз, которые я заказал, остановился на одной, единственной хорошей – в анфас, и подготовил ее достаточно, чтобы можно было сделать интересный портрет, используя всего лишь несколько сеансов. Я хочу, чтобы осталось что-то настоящее, твое, и при этом показало бы все прекрасные стороны твоего лица. Не увеличенные глаза и преувеличенные качества, как всегда делают. Из всех фотографий, что мы заказали, есть только одна, на которой ты – это ты.

И правда красивая – я хочу отобразить твой уникальный взгляд, который никто не описал, но который составляет твою индивидуальность. Обычно, когда люди поднимают брови, они выглядят удивленными, встревоженными или любопытными. Ты же остаешься спокойной – лишь немного грустной, но отдохнувшей, умиротворенной, с безмятежностью во взгляде. Когда ты беседовала в «Отеле дю Нил», я смотрел на тебя и видел в тебе маленькую девочку, занимающуюся домашними делами, ушедшие дни твоего печального, но прекрасного детства. У тебя был такой взгляд, и, несмотря на твои поднятые брови, была видна воля, которая сделала тебя той, кем ты являешься.

Моя грусть сложна, хочешь ли ты, чтобы я рассказал тебе о ее глубине?

Я лысею. Не смейся надо мной, кокетство тут ни при чем… Мне бы это было безразлично, но мысль о том, что я физически изменюсь полностью, и весьма быстро, сейчас заставляет меня думать о тысяче разных вещей.

Какова та женщина, которая, испытывая привязанность к мужчине, смогла бы сохранить ее, когда этот мужчина станет другим? А лысея, становишься другим. Я не люблю лысых, признаюсь, если только я к ним давно не привык. Всё это заставляет меня думать, что мое время закончилось.

Я больше не имею права ожидать последовательности, поскольку являюсь лучшим доказательством человеческого непостоянства. Я уже привыкаю к мысли, что твое отношение ко мне поменяется, и в глубине души я тебя пойму и прощу. Когда тебя обидели мои слова о том, что я стараюсь контролировать свои чувства к тебе, ты ошиблась.

Я предпочитаю видеть ситуацию правдиво, а если ты хочешь знать, что я чувствую и что всегда чувствовал к тебе, перечитай письмо из Милана, которое сделало тебя такой несчастной.

Все, что я написал тогда остается в моем сердце неизменным.

Единственная сила, которую навязала мне жизнь и без которой я не смог бы существовать, – это не позволять себе выходить из-под контроля.

Именно эта сила гарантировала то, что, несмотря на твой ответ, несмотря на то, что произошло, мое чувство не изменилось, и я сохранил в своей памяти только два неизгладимых и хороших воспоминания. Я никогда не забуду твой приезд – в Венеции, под фонарем на углу улицы, и вечер в отеле.

Мое единственное желание, и уверяю тебя, что это было желание всей моей жизни – быть справедливым. Понимать и прощать.

Какая польза от всей нашей философии, от наших занятий, от нашей работы, если мы забываем о человеке, когда дело касается нас самих? Что ж, когда я говорю, что контролирую свои чувства к тебе, то это только в мыслях – мы люди и этим всё сказано.

Но разве ты не понимаешь, что в глубине души я чувствую к тебе больше, чем, может быть, тебе бы хотелось? Неужели ты не чувствуешь, что хорошее отношение превратилось во мне в настоящую, простую и, если хочешь, банальную – любовь? Разве ты не понимаешь, что я люблю в тебе все? Ты не видишь, что я считаю тебя безупречной с головы до ног? Не понимаешь, что я живу тобой? Что я страдаю без тебя? […] Храни тебя Бог, со мной или без меня, это главное.[…] Если, покинув меня однажды, ты будешь несчастна, из-за каких бы то ни было обстоятельств, не забывай, что я здесь и готов сделать для тебя всё. И что жить с тобой хоть в такой дыре, как Кьоджа или в такой комнате, как у твоего отца, в сто раз желательнее, чем унаследовать мое состояние и жить без тебя. […]

А ты, Леонор, иди своей дорогой, не поддаваясь печали. Запомни хорошенько – давай культуру своему уму. Читай серьезные книги. Пиши и живи не только театром, насколько можешь. Когда ты мне сказала, что Египет и все, что за этим последовало, тебя совершенно не интересовало, я тебя понял, но мне стало жаль тебя.

Научись смотреть на всё глазами других и не связывай все интересы только с собой.

Довольно, я вижу, что я только читаю тебе наставления. «Мы не должны говорить, мы должны действовать… давай поговорим».

Я довольно потрудился, чтобы найти арабские ткани, уверяю тебя. После многих трудностей (из-за языка) я наконец нашел источник. Посылаю тебе тринадцать шелковых платьев. Цена скромная. Все от восемнадцати до тридцати франков за штуку. […] Завтра пойду искать пуговицы для каждого платья. […] Кафтан[493] можно носить на белую рубашку […] Ты знаешь это лучше меня.

Поищу ткани для Геб[494]. Прислушиваюсь к мнению окружающих меня арабов.

Я нашел чудесную серую ткань, которая будет прекрасно сочетаться с белым кафтаном в черную полоску. Желтые ткани восхитительны, хотя и очень яркие, но для вечера хороши, а с коричневым выглядят очень богато. Что ты скажешь насчет остальных желтых?

Еще я взял ткань огненного цвета – она хороша для платья. Тринадцать прекрасных платьев получатся менее, чем за триста франков. […]

Пальто тоже недорогие, от двадцати до тридцати пяти франков за штуку, в зависимости от качества. Надеюсь, у меня будет время всё найти и отправить на корабле во вторник. Значит,