Читать книгу "Луна костяной волшебницы - Кэтрин Парди"

– Твоим действиям нет оправданий! – кричу я.

Она уклоняется и от второй моей атаки.

– Когда-нибудь ты поймешь, что я поступила правильно, разбив тебе сердце сейчас.

Ее жестокость отвратительна.

– Потому что мои чувства для тебя ничего не значат?

Я вновь атакую маму. Но она в очередной раз уходит от удара.

– Что за глупости. Я же сказала тебе, что люблю тебя…

– Что же это за любовь, если ты ее никогда не показывала.

Мама ударяет меня по предплечью. Рука отлетает от силы удара, но мне удается удержать нож. И я вновь замахиваюсь на нее.

– Перестань!

Она делает подсечку, и я падаю на мост и едва не соскальзываю с края.

– Я сделала то, что должна была. – Мама откидывает с лица выбившуюся прядь. – Чтобы ты никогда не ощутила мою злость.

Я усмехаюсь.

– Злость, что я недостаточно хороша для тебя?

– Нет, Аилесса. – В ее голосе проскальзывают нетерпеливые нотки. – Я злилась на богов. Ты стала постоянным напоминанием того, что они у меня украли.

Слезы ярости обжигают мне щеки. Так вот почему ее совершенно не волновала я? Потому что она любила другого мужчину, а не моего отца? Я вскакиваю на ноги прежде, чем успеваю это осознать, впервые в жизни превзойдя мать в скорости. А затем резко взмахиваю ножом, оставляя глубокий порез на ее руке.

Она втягивает воздух и наотмашь бьет меня по лицу. Со всей силы.

Перед глазами тут же вспыхивают звездочки. Я наклоняюсь вперед, пошатываясь от боли.

– Прекратите! Вы обе! – кричит Сабина.

Все еще приходя в себя от удара, я перевожу взгляд на нее. Подруга стоит на выступе, удерживая нож у шеи Каза.

– Аилесса, она же наша мать!

Я удивленно смотрю на нее. Что она сказала? Голова кружится от удара, и, видимо, мне послышалось что-то не то.

– Нет! – предупреждающе кричит Сабина.

И в следующее мгновение острая боль пронзает мой затылок.

Слабость моментально окутывает мое тело. Я с трудом выпрямляюсь, а затем вскидываю руку к груди.

Мешочек с костями благодати исчез.

– Прости. – Мать наматывает шнурок от мешочка с костями вокруг своей руки, а затем выхватывает у меня из рук нож, пока я хватаю ртом воздух… Нож отца Бастьена. – Я не знаю, как успокоить тебя. Ты сейчас сама не своя.

Я пытаюсь выхватить у нее оружие. Но колени подгибаются, и я падаю на землю. Мышцы дрожат от напряжения после перенесенных сегодня сражений.

Мама бросает нож на мост и отталкивает его ногой. Он долетает до безжизненного тела Бастьена и лужи крови под ним. Мне приходится собрать все свои силы, чтобы подавить еще один всхлип. Нужно переправить его душу в Рай. Она восстанет в любой момент.

– Ты должна понять, Аилесса. – Одива опускается передо мной на колени. – Я заключила договор с Тирусом. И изо всех сил пыталась защитить тебя. Но он потребовал от меня ужасных жертв.

Слезы застыли в моих глазах.

– И я одна из них?

Мама сжимает губы.

– Да? – Мое сердце отчаянно бьется в груди. – Тирус попросил тебя убить меня?

Ее подбородок дрожит.

– Да.

– Ох, Аилесса… – В голосе Сабины отражается боль, раздирающая меня.

Я зажмуриваюсь, чтобы не сорваться. И самые ужасные страхи вновь звучат у меня в голове: «Ты никогда не была достаточно хороша для своей матери. Ты ей не нужна».

Я стискиваю зубы… Нет. Я не стану больше это слушать. Не хочу становиться сосудом для яда. Я открываю глаза и вновь смотрю на несчастное лицо мамы. Ее лицемерие поражает. Она заставила меня страдать, потому что боги украли ее любимого. Но при этом отняла любимого у меня. Так что я не позволю ей отнять у меня еще что-то.

С огромным усилием я поднимаюсь и стараюсь успокоить дрожащие ноги. У меня есть собственные силы. И я использую их. Вот только в этот раз я не стану заботиться о том, какое впечатление произвожу на маму. Не стану полагаться на благодать, которую заслужила, чтобы заставить ее гордиться мной.

Серебристая сова влетает в разлом на потолке и начинает кружить вокруг меня. Ее распростертые крылья сияют в свете полной луны.

Я слышу, как ахает Сабина. А светлая кожа мамы приобретает пепельно-серый оттенок.

Уверенность наполняет мое тело и кости. Я не видела сову с тех пор, как она показала мне видение с Сабиной перед ночью переправы. И сейчас она вновь дает мне надежду.

Я распрямляю плечи.

Я отомщу за тебя, Бастьен. И за себя.

Внезапно по венам разливается волна адреналина. И я, сжав руки в кулаки, медленно подхожу к матери.

– Вставай, если осмелишься драться со мной.

Она хмурится.

– Не говори глупостей. – Она поднимается на ноги, и мы оказываемся лицом к лицу. – Тебе не выстоять против меня. Мне не хочется калечить тебя, чтобы доказать это.

Она опять сомневается во мне. Пытается заставить чувствовать себя неполноценной. И не ожидает атаки, когда я толкаю ее с невероятной силой.

Она отступает на несколько шагов и с удивлением смотрит на мешочек с моими костями благодати в своих руках. Ее глаза распахиваются.

– Как ты это сделала?

Честно говоря, я и сама не понимаю, откуда у меня взялись силы. Может, их подарила мне серебристая сова. А может, так повлиял на меня Огонь полной луны Элары. Или это выплескиваются наружу ярость и душевная боль, копившиеся годами.

– Бастьен тоже стал твоей жертвой или его смерть напрасна? – требовательно спрашиваю я.

А затем провожу ладонью по ее ключице. Ожерелье из медвежьих когтей впивается ей в кожу. Она отступает еще на три шага, все еще удивленно взирая на меня.

– Ты тоже когда-то хотела убить Бастьена, – отвечает она.

– Потому что ты всю жизнь учила меня, что другого пути нет.

В этот раз мама успевает подготовиться к моей атаке и замахивается ногой, чтобы ударить меня. Но я перехватываю ее икру на полпути до меня и сильно выворачиваю ее. Мама переворачивается в воздухе и падает плашмя на мост.

Серебристая сова кричит над нашими головами. И это звучит как одобрение. Даже Сабина не просит меня остановиться.

Я возвышаюсь над мамой. Она отползает назад, держась за ногу.

– Убив меня, ты не вернешь Бастьена к жизни, – говорит она. – Ты никогда не узнаешь, сколько упорства для этого нужно.

– Я не собираюсь убивать тебя, – уверенно и спокойно говорю я. – А заберу у тебя все кости благодати, что ты носишь, и брошу их в бездну. Чтобы у тебя больше никогда не появилось возможности причинить кому-то боль.